В конце концов Жаку удалось вырваться. Улыбаясь, шел он по дороге к Дубовому лесу. «Он должен просто погасить этот вексель», — великолепно сказано! Даже Янко смеялся, когда Жак повторил ему вечером эту фразу, хотя у Янко было отчаянное настроение. Марморош из земельного банка на этот раз был неумолим. Он хочет затянуть петлю на шее Янко. От него пощады не жди, Жак! На беду отец Янко был так болен, что к нему невозможно было обратиться. Янко надо было как-нибудь вывернуться, и он сообщил Жаку возникший у него план. Жак нашел этот план превосходным.
— Неплохая мысль, не правда ли?
— Прекрасная идея! Я всегда говорил тебе, что совершенно безразлично, будет ли в галерее висеть двумя картинами больше или меньше. Не забудь только маленького Остаде: «Танцующие крестьянки», слышишь?
— Нет, нет, ни в коем случае! А теперь, Жак, давай выпьем за удачу этого плана.
На следующее утро Янко взял отпуск на неделю «для приведения в порядок своих финансовых дел» и вечером выехал из Анатоля. С ним был маленький ручной саквояж и довольно объемистый пакет, обвязанный крепким шпагатом. Янко ни с кем не попрощался, он просто исчез. Ровно через неделю он вернулся. Жак ждал его в «Траяне». И действительно, перед гостиницей остановилась коляска.
Жак испугался, когда Янко вошел: он был бледен, как только что выбеленная стенка. Очевидно, Янко не спал несколько ночей и еле держался на ногах. Да, вот каким он вернулся! Жак предвидел самое худшее.
— Ксавер, давай обед!
До Вены всё шло хорошо. Продавец картин, с которым отец Янко всю жизнь поддерживал связь, без всяких затруднений дал ему под залог трех картин десять тысяч крон на три месяца. Ну, значит, всё хорошо, всё прекрасно.
— Стакан вина, Жак!
Но в Вене Янко пришла несчастная мысль испробовать наконец свой любимый план, испытать счастье в игре. Ведь он выработал свою особую систему! Он отправился в Будапешт, — там у него много друзей, и они повели его в игорный клуб.
— Я играл точно в каком-то трансе, — рассказывал Янко. Сперва он поставил на номер двадцать один. Почему он так сделал? Очень просто: Соня стояла рядом с ним и шепотом подсказала ему это число. Кроме того, день рождения Сони двадцать первого августа. Шарик покатился и остановился на номере двадцать первом. Соня сказала: «Поставь еще раз на этот же номер». И хотя это покажется почти невозможным, однако шарик снова остановился на номере двадцать первом. Тогда Соня сказала: «Бери деньги». Ведь он сдуру поставил бы и в третий раз на двадцать первый. Он увеличил ставку до тысячи крон и за пять минут выиграл кучу денег. «Выйди в сад», — шепнула ему тихонько Соня, и он пошел в сад.
Там она шепнула ему число восемь, и он продолжал играть. Иногда он проигрывал, но большей частью все цифры, которые подсказывала ему Соня, были счастливыми.
— Публика вокруг стала удивляться, — самодовольно добавил Янко.
В конце концов он выиграл довольно большую сумму. Сколько там было, он уже теперь не помнит, но, разумеется, из этих денег он мог бы уплатить все свои долги, и у него осталось бы еще несколько десятков тысяч. Но он был так глуп, что не уехал сейчас же, хотя Соня и настаивала на этом. На следующий день он играл вяло, без всякого вдохновения. Соня больше ничего не шептала ему. Но он всё-таки продолжал играть; он решил сорвать банк. К вечеру он проиграл все деньги дочиста. Друзья купили ему билет на поезд.
— И теперь у меня в кармане нет ни гроша. Последнюю крону я отдал носильщику.
Янко чуть не плакал. Лицо его приняло жалобное выражение. Однако пил и ел он с большим аппетитом.
Жак взглянул на него и не в состоянии был удержаться от смеха.
— За твое здоровье, Янко! — воскликнул он. — Хоть ты вернулся и без денег, но всё-таки здоровым и бодрым. Хуже было бы, если б ты сорвал банк, а на обратном пути тебе отрезало бы ноги при какой-нибудь железнодорожной катастрофе.
Тут и Янко рассмеялся.
XXVII
Жак любезно улыбался; он старался сохранить прежние уверенные манеры, но всё же от Корошека не ускользнуло, что в последние недели Жак сильно переменился. Там, в лесу, работа, по-видимому, шла не так, как следовало. Яскульский выведал, что там уже выкопали колодец глубиною более чем в сто метров, но всё еще не добрались до воды. Из Берлина одна за другой шли телеграммы. Жак с досадой и раздражением вскрывал их, бегло проглядывал, и его взгляд становился упрямым и холодным. Как-то раз он неожиданно наткнулся в коридоре на Ксавера; Жак вздрогнул и отскочил, — он сделался нервным.
Да он, как видно, немного закутил, этот молодой господин Грегор! Почти каждую ночь возвращается в гостиницу под утро. Корошек слышал, как заливался звонок у входной двери. Коридорный — сонная тетеря, вечно его не добудишься! Молодые господа теперь проводили время в «Парадизе» у Барбары. Корошек никому не хочет вредить, но ведь всем известно, что эта Барбара была прежде в публичном доме в Белграде. Яскульский клялся, что встречал ее там. Тогда ее звали Лола, и она была, по его словам, «бешеной девчонкой».
Нет, Жак теперь совсем не был похож на прежнего Жака. Соня тоже заметила перемену; лицо его вытянулось и стало суровым, а иногда вид у него был совершенно растерянный.
— Что с вами, Жак? — спросила Соня. — У вас заботы? Вы за последнее время что-то побледнели.
Жак качал головою и старался казаться равнодушным.
— Прошу вас, Соня, не будем говорить обо мне. Когда-нибудь я вам всё расскажу, и, может быть, очень скоро.
— Жаль, что вы больше не откровенны со мной, как раньше. Он страдает, что-то его мучит, почему же он молчит? Голос Сони звучал ласково.
Утро. Одиннадцать часов. Светит солнце. Корошек стоит у подъезда гостиницы. Он видит, как Рауль Грегор идет через рыночную площадь с толстым, потертым, совсем порыжевшим кожаным портфелем под мышкой. Рауль направляется прямо к «Траяну», и Корошек уже издали отвешивает ему глубокий поклон. Он знал Рауля по бесчисленным собраниям и конференциям. Нечего и говорить, что Корошек состоял членом всех солидных клубов и обществ, — из деловых соображений, — и во всех этих клубах и обществах Рауль был председателем или вице-председателем, а если не председателем, то уж, конечно, ответственным секретарем или казначеем. Корошек питал к Раулю большое уважение, даже величайшее уважение. Рауль умел быстро разобраться в любой ситуации и всегда давал нужный совет. Трудно себе представить, как сложно в наше время жить на свете! Постоянно возникают вопросы о праве, о компетенции, о подведомственности и бог весть еще о чем! И каким красноречием обладал этот адвокат! «Прошу вас ближе к делу, господин Яскульский!»— а сам он мог говорить несколько часов подряд, и всё время говорил к месту! Корошек поспешил сбежать с лестницы навстречу Раулю.
— Какая честь, господин Грегор, приветствовать вас здесь у нас!
Рауль, однако, очень спешил, — он очень занят, — и спросил только, здесь ли брат.