На следующий день Розу отвезли в клинику, — ведь у нее такое хрупкое телосложение. Ей дали наркоз. А затем она снова пришла в сознание, — ей показалось, что прошел всего лишь один миг, словно легкий поплавок всплыла она из глубины на свет божий. Всё было позади, и она осталась в живых. У Розы родился мальчик. Янко вздохнул с облегчением; эти дни он места себе не находил. Как попадешь в лабиринт бытия, так бесконечно и будешь находиться в волнении или в страхе. И снова Роза попросила его поставить свечи мадонне.
Роза была слишком слаба, чтобы самой кормить ребенка, поэтому взяли кормилицу. С каждым днем к Розе возвращались силы, и вскоре она снова отдалась своим мечтам. Два-три месяца она пробудет с ребенком и с Янко, она хочет помириться с матерью. Но потом ничто уже не удержит ее здесь. А ребенок? Может быть, он не отпустит ее? Кто знает? Она нежно любила мальчика, у него были серые глаза Янко. Но прежде чем уехать в Париж, она еще хочет научиться водить автомобиль. Для чего, собственно? Это ее каприз. Янко должен разрешить ей это, она хочет, и всё тут! И Янко разрешил. Что поделаешь? Он не умел отказывать.
Но Роза еще чувствовала слабость после родов. Она часто тихонько плакала. Ее блестящие янтарные глаза сделались еще больше.
— Я тебе родила нашего милого мальчика, — говорила она, и слезы тихо текли по ее щекам. — Я бы жизнь за тебя отдала, а ты всё еще думаешь о той, другой, которая тебе ничего не дает.
Янко нежно обнимает Розу. В это мгновение он любит ее. Она красива, она трогательна. «А ведь Роза права, — думает он. — Это правда».
И он не возражает против того, чтобы она поехала за границу. Напротив, он будет рад, если останется один. Сложный лабиринт наша жизнь!
Через несколько недель Роза возобновила уроки танцев и французского языка. Теперь ей больше нельзя упускать время. Примирение с матерью тоже нельзя откладывать со дня на день, без этого она не может уехать. День был прекрасный. Кормилице велено было одеться получше, ребенка тоже нарядили, а сама Роза долго прихорашивалась, чтобы выглядеть как можно красивее и элегантнее. Затем они сели в новый большой автомобиль Янко, шофёр повез их в ту улочку, где когда-то жила Роза, и остановился перед лавчонкой вдовы Мариам.
Улочка была такая узкая, что машина, сигналя, едва пробиралась по ней, и люди с любопытством высовывались из окон и рассматривали шикарный автомобиль. Да ведь это Роза! В самом деле, Роза Мариам! Ей повезло с ее бароном, ничего не скажешь! Вот удивится мать! Соседи здоровались с Розой, дружески улыбались ей. Но тут Роза испугалась: из окошка во втором этаже высунулась голова матери, и Роза сейчас же увидела, что она сегодня сердитая.
— Мама! — воскликнула Роза. Но мать блеснула стеклами очков и тотчас же начала кричать и браниться.
— Посмотрите на нее, на эту дрянь! — вопила вдова Мариам. — Она еще прикатила издеваться над матерью!
Ругательства посыпались градом. Роза протягивала к матери ребенка и всё кричала, растерянно и умоляюще:
— Мама, мама!
Но мать завопила еще громче:
— И она не стыдится привозить с собой свое отродье!
— Поезжай! — крикнула Роза шофёру. — Поезжай!
Роза закрыла лицо руками и заплакала. Она проплакала весь день. Почему мать так жестока к ней? Она, Роза, тоже была внебрачным ребенком. Мать никогда не была замужем. Но может быть, подумала Роза, она сама поступила неправильно? Может быть, не следовало приезжать на машине и в таком наряде? Может быть, мать действительно подумала, что Роза хочет ее высмеять? А какая она измученная и как постарела! Роза плакала в отчаянии. Она непременно должна что-нибудь придумать, так не годится. Уехать в Париж, не примирившись с матерью, — этого она и в мыслях не допускала.
VI
Внезапно Янко охватило беспокойство. Он должен ехать. Завтра же, самое позднее — послезавтра. Ему нужно посмотреть новый нефтяной насос, который выпустила какая-то фирма в Ганновере. Через две недели он вернется обратно. Он не может позволить себе более долгий отпуск. Новый насос, конечно, не так уж сильно интересовал Янко. Он пытался обмануть не только других, но и самого себя, и всё-таки это был только предлог. В поезде он принял решение направиться сперва в Баден-Баден, где в это время находились дамы Ипсиланти. О своем приезде он уведомил их телеграммой, но на вокзале никто не встретил его. В отеле он узнал, что у баронессы Ипсиланти ночью был сердечный приступ, и Соня не могла оставить ее одну.
Баронесса приняла Янко лежа в шезлонге, сияющая, помолодевшая, точно двадцатилетняя девушка. Она протянула ему руку и дважды поцеловала его в губы:
— Мой дорогой друг, мой благодетель, мой сын! Как я рада, что опять вижу тебя! Ну, как ты находишь Соню? Она любит тебя, только тебя, поверь мне! Обними ее! Да поцелуй же ее! Она только притворяется, эта лицемерка. Вот она какая! О, она большая комедиантка! Чего ты хочешь: кофе, чаю, шоколаду? Эй, кельнер!
Она командовала, не давая кельнерам передышки.
— Опять от них сегодня ничего не дождешься, — раздраженно заметила она. — Уже полчаса не несут варенья! Я сегодня же выеду из этого отеля.
— Ах, мама, они, право, стараются, — успокаивала ее Соня.
— Пусть пошевеливаются. Ведь я плачу им, и они этим живут. Расскажи же, Янко... Какой у него прекрасный вид!.. Расскажи, что слышно в Анатоле. Я часто получаю письма, но это всё не то. Бедный Корошек! На люстре, говорят? А пожар в «Стране грез»?
— Пожар в «Стране грез»? Ничего особенного. Но во время паники погибло шесть детей. Их задавили.
— Шесть? А чьи это дети? Из приличных семей?
— Нет, это были дети рабочих и бедняков.
— Так, так!.. — интерес баронессы мгновенно иссяк. — Ну что ж, у них ведь всё равно много детей!
— Мама! — воскликнула Соня и покраснела от стыда. Баронесса рассмеялась.
— А разве не правда, что эти бедняки всегда многосемейные? Это же не я выдумала. Вот она всегда такая. Только и знает поправлять меня. А полиция? Привлекла она к ответственности Яскульского? Нет? Ну конечно! Фаркас ведь играет с ним в карты, а у Яскульского полны карманы денег. Никто и не пойдет против него. А Марморош, ты говоришь, всё еще жив? Если бы с ним что-нибудь случилось, я была бы только рада. Все мои несчастья из-за этого обманщика.
— Долго ли ты пробудешь здесь, Янко? — спросила Соня, когда они остались одни.
Она в первый раз сказала ему «ты».
— Мне, собственно, нужно в Ганновер, — ответил Янко, несколько смущенный. — Мне нужно осмотреть новый нефтяной насос. Но несколько дней я мог бы провести здесь.
Соня говорила с ним по-дружески и задушевно, как с братом. Они гуляли рука об руку по аллеям. Ни один из ее почитателей не смел к ней приблизиться. Прощаясь с Янко перед сном, она подставила ему губы для поцелуя. Это было всё.
Янко прожил в Баден-Бадене две недели, а затем через Ганновер и Берлин вернулся домой. Он застал Розу за приготовлениями к отъезду.
Роза сделала еще одну попытку примириться с матерью. На этот раз она не наряжалась и не поехала в автомобиле. Это, конечно, снова рассердило бы мать. Как она, Роза, могла допустить тогда такую оплошность! Теперь она пошла пешком, надела старое платье и даже отказалась от шляпы. Она остановилась перед дверью лавчонки и решила стоять до тех пор, пока мать не впустит ее. Изо всех окон выглядывали женщины. Наконец мать заметила ее. Она распахнула дверь и закричала:
— Убирайся отсюда, ты, потаскуха! — и опять захлопнула дверь.
Роза долго плакала, закрыв лицо руками, но не ушла. Она простоит здесь хоть всю ночь, если нужно будет. Тогда соседки решили, что это уж слишком. Их головы исчезли из окон, и вскоре в лавку ворвалась целая толпа женщин. Мать кричала, что это только одно притворство и сплошная комедия. Соседки истошно голосили, перебивая друг друга.