Это было уже несколько недель назад, и с тех пор она больше не бывала в «Парадизе».
Борис спросил у Франциски через третьих лиц, может ли она принять его. Ну что ж, пусть приходит, — почему бы и нет? Фрейлейн фон Пельниц приняла его с соответствующей торжественностью, провела в библиотеку и совершенно бесшумно закрыла за собой дверь. На столе лежали новинки английской литературы и целая стопка английских журналов. Пусть удивляется! А затем, шурша платьем, вошла Франциска и встретила Бориса потоком французских фраз. Никакая сила в мире не заставила бы ее говорить с Борисом иначе, чем по-французски. Борис извинился, что не смог нанести свой визит раньше. Последние недели у него были дела в Лондоне. В течение всей беседы Франциска была образцовым творением своей учительницы: она сидела как дама, улыбалась как дама; фрейлейн фон Пельниц была бы довольна ею.
Франциска тараторила с таким темпераментом, что Борису лишь с трудом удавалось вставить два-три слова. Франциска говорила о погоде, о своих планах на лето. Она хочет взять напрокат яхту и несколько месяцев плавать по Средиземному морю. А затем Борису пришлось выслушать анекдот, который ей когда-то рассказал в Бухаресте князь Куза, один из ее близких друзей. Анекдот был не очень остроумен, но Борис из вежливости скривил свои тонкие губы в едва заметной улыбке. Затем она с восторгом заговорила о великолепных спортивных площадках, которые Борис построил для города. Но тут бесшумно открылась дверь, и в библиотеку заглянула фрейлейн фон Пельниц. Борис немедленно встал.
Когда Борис сидел напротив Франциски в зеленом кожаном кресле, ей показалось, что она видит его лицо в первый раз. Она несколько раз встречала его на улице, а затем видела в Гурге, где была с Гизелой. Но тогда ей мешало смотреть яркое солнце. Сегодня она, в сущности, впервые как следует разглядела его.
Франциска совсем не разделяла мнения Гизелы, что он похож на Наполеона. Но, несомненно, у него, как ей казалось, была голова необыкновенного человека, завоевателя, властелина. Всё его лицо покрывала ровная бледность. У Бориса была необычайно гладкая кожа. Болтая всякие глупости, Франциска внимательно рассматривала гостя. Его глаза казались ей слишком суровыми. О, он знает, чего хочет, этот Борис! Ей понравилась гордая линия его носа и властно взлетавшие брови. Вот это мужчина! А какое лицо! В эту минуту он мог бы потребовать от нее всё что угодно; она не смогла бы ему отказать. У нее перехватило дыхание.
Весь он, его лицо, его манеры были сама вежливость. Ни одним движением лица не выдал Борис своего изумления, что эта «дворовая девка, которой привалило неслыханное счастье» (так он мысленно называл ее), стала чем-то вроде светской дамы. «Позолота, — думал он, — позолота! Она и не подозревает, как она смешна». Но Франциска догадалась, о чем он думает. Она подметила беглую вежливую улыбку, с которой Борис слушал анекдот князя Куза (она его только что выдумала), и эта улыбка выдала Бориса. Он надменен и убог; в нем нет никакой широты натуры, никакого размаха. Его губы почти бесцветны, и вообще всё в нем только высокомерие и поза. Несколько минут назад он мог бы потребовать от нее всего, чего хотел, но теперь она насторожилась. Эта улыбка! Ах, Франциска хорошо знает, как улыбаются мужчины... У этого человека нет ни великодушия, ни доброты. Он просто холодный, безжалостный эгоист. Она заглянула в его темные, жестокие глаза и испугалась. Она не хотела бы остаться с ним наедине. Он, наверно, стегает женщин плетью или заставляет стегать себя! Нет, как глупо, что это лицо могло ей понравиться хоть на одну секунду. Теперь у нее не было ни малейшего желания узнать Бориса ближе. Несколько минут назад она уже хотела было принять свою смелую позу, которая наиболее выгодно показывала линию ее груди и бедер, позу, о которой Мадсен сказал, что она «самого сильного мужчину сшибает с ног». А ведь Мадсен кое-что повидал на своем веку! Но нет, нет!
Лишь в тот момент, когда фрейлейн фон Пельниц заглянула в комнату, Борис заговорил о главной цели своего посещения. Искусно повернув разговор и великолепно владея собой, он уже в дверях как бы вскользь упомянул, что, как он слышал, срок договора Франциски с «Анатолийской нефтью» скоро истекает. «Национальная нефть» была бы рада завязать с ней отношения. Франциска засмеялась, как смеется светская дама, провожая гостя. Она, по-видимому, совершенно не поняла значения вопроса, как и подобает даме, не сведущей в коммерческих делах. В ее глазах сияла сама искренность.
— Я уже продлила договор, — солгала она (переговоры еще не были закончены, но Жак давно уже предупреждал ее — никаких дел с Борисом не начинать: у компании нет денег).
Борис вышел. Да, Франциска была не так проста, как он себе представлял.
В библиотеку вошла фрейлейн фон Пельниц.
— Вы сделали много ошибок, дитя мое, — сказала она по-французски. — Зачем вы говорите так быстро? Но ваше произношение лучше, чем у барона: он говорит по-французски, как англичанин.
Затем лицо старой девы приняло подобострастное и несколько испуганное выражение. Неужели правда, что Франциска намеревается провести лето в Средиземном море на парусной яхте?
Франциска громко рассмеялась.
— О нет, ma chereСсылка16, ничего подобного! Я сейчас же заболела бы морской болезнью. Насчет яхты я вчера вычитала из одного романа; я хотела только немножко пустить пыль в глаза барону. Всего три месяца назад барон не замечал меня. Я была для него пустым местом. Мне хотелось немножко позлить его. Надеюсь, я не перестаралась?
X
Борис вышел от Франциски в дурном настроении. Уж этот Ники Цукор! Как Борис зол на него! Ники Цукор был у него в шпионах. Он поддерживал хорошие отношения с обоими лагерями и сообщил Борису как абсолютно достоверный факт, что между Франциской и «Анатолийской нефтью» возникли серьезные разногласия. Если бы не Ники, Борис, право же, не стал бы себя утруждать нелепым визитом к этой дворовой девке.
— Домой! — сказал он шофёру тихим голосом, который не предвещал ничего хорошего.
Его гордость была уязвлена. Он ожидал, что Франциска растеряется, будет вести себя неуверенно, что он легко подчинит ее своему влиянию, а эта мужичка приняла его весьма непринужденно и занимала разговорами, пока ему не пришлось уйти. Франциска застала его врасплох: он к этому не был подготовлен. И она хочет взять напрокат яхту! Эта корова! Просто насмешка какая-то! Он был очень зол. Франциска не подозревала, что именно ее замечание о яхте, которую она хочет взять напрокат, и привело Бориса в столь дурное настроение. У него были на то свои причины. Только неделю назад леди Кеннворти обещала ему провести лето в Анатоле. Но вчера она написала, что сэр Джон Робертсон пригласил ее прокатиться с ним на яхте по Средиземному морю. Врач советует ей принять приглашение сэра Джона: ей настоятельно нужен свежий воздух для усиления аппетита. И вот теперь эта дворовая девка тоже собирается отдыхать на яхте в Средиземном море! А у Бориса руки связаны. Увы, он не может пригласить Мери отправиться с ним на Средиземное море! «Мери — удивительная женщина, — тихонько бормотал он по-английски, — но она признаёт только мужчин, которые могут ей что-то дать. Если бы у меня была яхта, то Мери поехала бы, конечно, со мной, а не с этим скучным Джоном, который за целый день и десяти слов не скажет. Но у меня нет яхты, и я не в состоянии даже взять ее напрокат, как эта мужичка». И он вспоминает, как все балуют Мери. Мистер Дэвис — владелец прекраснейших лошадей, у сэра Эрнеста замок в Шотландии и ручьи, полные форелей. У графа Хантингтона самая быстрая моторная яхта в Англии. И всё это к услугам Мери. А он? Что он может предложить ей?