Иногда Яскульский приглашал Рауля к обеду. Из деловых соображений приходилось соглашаться, но для Рауля это было настоящей пыткой. Яскульский превозносил до небес ум и знания Каролы, его нежность была даже немножко смешна. — Необыкновенная женщина, Рауль, — говорил он. — А какое тело! Точно из алебастра! Я чувствую себя двадцатилетним, стоит мне только взглянуть на нее!
В конце концов в доме Яскульского разыгрался из-за Каролы крупный скандал, но и это скоро было забыто. У Яскульского была дочь Катинка, темная, совершенно неотесанная крестьянка, лет под сорок. Она так и не научилась ни читать, ни писать. Яскульский взял двух служанок, потому что так пожелала Карола, но Катинка по-прежнему хозяйничала на кухне. Она привязалась к девочке Каролы, боготворила ее. Но Карола не хотела, чтобы ребенок проводил много времени с Катинкой: ведь она была необразованная женщина, и ребенок мог научиться от нее дурным выражениям. Она запретила девочке ходить на кухню. Это оскорбило Катинку в самых добрых ее чувствах, она очень расстроилась: два дня ничего не говорила, а ночью плакала в своей каморке. Она возненавидела Каролу, и ее неповоротливый ум начал работать. «Ведь отец, чего доброго, женится на ней, к этому идет! — думала она. — И все деньги тогда перейдут к ней. А я должна еще угождать ей и на нее готовить! Нет, хватит!» И вот однажды она взбунтовалась и заявила, что не будет больше готовить для этой Каролы.
— Это еще что за новости? — Яскульский сперва онемел от удивления, а затем побагровел от гнева. — Повтори-ка еще раз!
— Я больше не буду готовить для нее! — заявила Катинка и сейчас же вся съежилась.
Яскульский размахнулся и отвесил ей две такие пощечины, что кровь хлынула изо рта и ушей, а потом вышвырнул ее из дому.
— Ступай на улицу и зарабатывай себе на хлеб, дурища! — кричал он.
Когда Яскульский вспылит, с ним шутки плохи! Катинка кинулась к Раулю и долго плакала навзрыд и причитала у него в кабинете. Она хотела подать в суд на отца и на «его мамзель». Но Рауль отослал ее к своему коллеге Розенбергу: он не хотел ссориться с Яскульским. Ему нужен был его голос на предстоящих выборах бургомистра. Розенберг тоже не пожелал ссориться с миллионером, и Катинка бегала от адвоката к адвокату, но никто не хотел портить отношения с Яскульским. Она побежала к врачам, но те сказали, что ничего особенного у нее не находят. Она побежала в полицию, и так бегала целыми днями по городу. Из сострадания ей то тут, то там давали поесть. А отца ее ценили уже в два-три миллиона. Ну и люди здесь! Весь город был возмущен. Лео Михель горячо принял сторону Катинки в своем «Прожекторе»: «Похотливый старик покупает красивую дамочку из бара и выбрасывает собственную дочь на улицу». Яскульский пошел к Михелю и так избил его, что тот несколько дней не мог шевельнуться. «Вот тебе за похотливого старика, можешь жаловаться!» Скандал на весь город! В конце концов стало известно, что в дело вмешалась сама Карола. Она убедила Яскульского назначить дочери ежемесячное содержание в триста крон. Вот что значит доброе сердце!
XIX
Дамы Ипсиланти в это время находились в Монте-Карло. Баронесса решила, что надо же когда-нибудь познакомиться с Монте-Карло! Она играла очень осторожно и радовалась как дитя тем маленьким суммам, которые выигрывала. «Если бы у меня была моя прежняя энергия, — говорила она, — я могла бы здесь выиграть целое состояние».
Однажды, когда она лежала в шезлонге, ей принесли визитную карточку: «Франциска Маниу-Паррамон». Баронесса вскрикнула от удивления.
— Соня! — позвала она. — Франциска Маниу здесь. Иди сейчас же сюда.
А Франциска уже входила в комнату, сияя здоровьем, расфранченная, только что вышедшая из рук первых парижских художников моды. Баронесса Ипсиланти бросилась ей навстречу, вскинула свои детские ручки Франциске на плечи и расцеловала ее в обе щеки.
— Какая приятная неожиданность! — повторяла она без конца. — Ну, как дела в Анатоле? Расскажите! Это моя дочь Соня, невеста барона Янко Стирбея. Вы ее знаете, конечно? О, как это мило, что вы оказали мне честь вашим посещением!
Соня ошеломленно остановилась на пороге. Мать обнимает Франциску Маниу! Она ее почти не знала: иногда видела на улице и отворачивалась с презрением. А теперь казалось, что они связаны многолетней тесной дружбой!
— Доставьте нам удовольствие, пообедайте сегодня с нами, дорогая! Тогда у нас будет время спокойно поговорить. Видели вы Янко перед отъездом? Счастье, кажется, по-прежнему верно ему. А Борис окончательно обанкротился, пишут мне? Правда ли, что правительство оказывает поддержку «Национальной нефти»?
Франциска с благодарностью приняла приглашение. Она так счастлива побеседовать со своими соотечественницами. Она только что приехала из Парижа и хочет возвратиться домой через Венецию. Франциска говорила только по-французски. Она была очень свежа, казалась совсем юной и даже какой-то облагороженной, выхоленной: что за брови, что за руки! Чудеса, да и только! Баронесса смотрела на нее с удивлением. Правда, она никогда не видела Франциску так близко, но всё-таки она прекрасно помнила, что у нее не было такого красивого правильного носа. Ее бюст уже несколько погрубел и располнел, а теперь у нее была упругая девическая грудь. «Ах ты лиса! — подумала баронесса, внезапно осененная догадкой. — Меня-то ты не проведешь! Ты побывала в каком-нибудь институте красоты в Париже, вот в чем секрет!»
— А как вы узнали, что мы здесь, милочка?
Вчера вечером Франциска случайно встретила в казино молодого Находа, и он сказал ей об этом.
— Наход? Наход?
Да, это молодой человек, немного бледный, — наверно чахоточный, — ему еще нет двадцати; он каждую ночь проигрывает в казино огромные суммы, просто срам! Разве баронесса не помнит эту семью? В Анатоле был торговец шерстью Наход, которого убил какой-то кузнец, — Франциска не может вспомнить его фамилию. На земле Находов оказалась нефть в огромном количестве. Участок был заарендован «Национальной нефтью», а молодой человек, который играет в казино, — это внук старого Находа.
— Ах ну да, конечно! — теперь баронесса вспомнила. Франциска остановилась в Монте-Карло только на несколько дней. Она дала в честь дам Ипсиланти обед у себя в отеле, — ничего подобного баронесса в жизни своей не видывала. Сервировку стола и убранство зала взяла на себя фрейлейн фон Пельниц. За каждым стулом торжественно стоял лакей, похожий на графа чистейшей крови. За всё время, что дамы были вместе, Франциска не сказала Соне и десяти слов; она обращалась к ней с подчеркнутой вежливостью, в которой сквозило даже безотчетное преклонение, но не делала никаких попыток сблизиться с ней. Само собой разумеется, что Франциске пришлось взять с собой маленькие подарки для Янко и поклясться передать их ему лично. Она это охотно сделает.
— Передайте ему, нашему любимому Янко, горячий привет, — попросила баронесса и прибавила, понизив голос: — Мне пишут, что последнее время он играет каждую ночь и проигрывает значительные суммы. Скажите ему, прошу вас, путь он подумает о том, что у него есть невеста! Вы, конечно, найдете удобную форму, чтобы сказать это.
Но Франциска в ответ только рассмеялась.
— Пусть играет, — он может себе это позволить! — ответила она.
Она прислала баронессе чудесный букет живых цветов и уехала.
— Очаровательная женщина! — воскликнула восхищенная баронесса, вдыхая аромат белых роз.
В Италии цвели еще розы в садах, но, когда Франциска приехала на родину, там уже лежал глубокий снег. Не успела она выйти из вагона, как ей бросились на шею Гизела и Антония. Какая радость! Они приехали в своем автомобиле в Комбез встречать ее. Гизела и Антония уже несколько месяцев не работают в магазине, — отец им просто не позволяет. Ах, им нужно ей столько рассказать! Еще две недели назад они играли в теннис и гольф, а затем как-то сразу настала зима. Зимний сезон начался, и на этот раз он обещает быть чудесным: концерты, театры, балы!.. Как хорошо, что Франциска опять здесь!