Оба последних раза мы сваливали мусор в том же месте у ручья Баркинг-Крик, и оба раза тяжести таскал Тигра, наказав мне сидеть в машине и смотреть в оба. После возвращения фургона на место он опять просил меня подвезти его до Кингс-Кросс и каждый раз бросал конверты в почтовый ящик. Что он делал со своей получкой, меня, конечно, не касалось.
Признаться, деньги были очень кстати. Что там кстати — они спасали мне жизнь. Я не уходил из диспетчерской компании, но сократил рабочую неделю до трех дней, что едва покрывало расходы на содержание «Армстронга».
По правде говоря, я был рад проводить поменьше времени в доме на Стюарт-стрит. Тоска в нем нарастала не по дням, а по часам.
Дуги и Миранда сбивались с ног, пакуя свои сокровища. Некоторые из картонных ящиков были таких размеров, что сошли бы среди друзей Тигры, ночующих на мостовой у «Линкольнс-Инн», за отдельную квартиру. До переезда Дуги на север и начала охотничьего сезона оставалось еще три месяца, но состав коробок и сумок на лестнице менялся каждый день. Это Миранда таким образом решала, что отправлять, а что продавать на месте. Машины у них не было, приходилось вверять свое добро либо почте, либо железной дороге, — кто угодно на их месте волновался бы. Объем накопленного ими барахла сражал меня напрочь. Я приехал на Стюарт-стрит с одним пакетом от «Сайнсбери», но и того не смог заполнить полностью.
С Лизбет и Фенеллой дело обстояло не лучше. Они ударились в иридиологию и целыми днями что-то высматривали друг у друга в глазах, утверждая, что по зрачку можно определить не только настоящие, но и прошлые хвори. Я попытался выступить в обычном репертуаре, заявив, что на зрачок следовало бы смотреть изнутри, но они не поняли шутки и только надулись.
Даже Спрингстин не мешался под ногами. Кот, очевидно, чувствовал мое настроение, а может быть, даже понимал, что казна опустела. Как только благодаря купюрам от Басотти банки с кошачьей едой стали появляться более регулярно, он стал наведываться перекусить пару раз в день в перерывах между одному ему ведомыми делами.
После третьей поездки Тигра не звонил несколько дней, зато позвонил мой старый приятель по прозвищу Зайчик и предложил поджемовать несколько вечеров в клубе Вест-Энда, где они пытались выдать музыку «маренги» за последний писк танцевальной моды. Я сдул пыль с моей верной трубы си-бемоль, прополоскал ее водой, выплюнул попавший в рот сор и сделал мысленную зарубку, чтобы купить какую-нибудь помаду — мундштук трубы напоминал напильник. Потом перезвонил Зайчику и сказал: конечно-буду-где-когда-сколько-платят-да-кстати-что-за-хреновина-эта-музыка-маренги?
Выяснилось, что маренги — менее формальная разновидность доминиканской сальсы. С такой музыкой группа духовых нашего септета (в составе Зайчика на саксофоне-альте и меня) могла стараться, но могла и просто делать вид. То же самое относилось к танцующим.
Клуб на Оксфорд-стрит оказался броским местом, но в хорошем смысле слова, без туфты. Он принадлежал какому-то иранцу с кучей денег, но без заскоков насчет аятоллы, Корана или цен на нефть. Иранец гулял по клубу, равными порциями распространяя дух гостеприимства и черную икру на треугольных кусочках тоста. В разгар вечера он настоял, чтобы музыканты продегустировали его всемирно известную коллекцию водки. Я до конца хранил верность лимонной, а Зайчик сразу же перешел к группе «тяжеловесов» — водке на бизоньей траве и польскому спирту, разбавленному бренди. Очень скоро септет превратился в секстет, но танцующая публика, похоже, не заметила потери, а Зайчику тем более было наплевать.
Я вышел из клуба с саксофоном Зайчика и своей трубой в третьем часу ночи. Несмотря на прогрессирующее онемение всех нервных окончаний, вызванное, по его выражению, «водкой со вкусом бизона», Зайчик закадрил молоденькую брюнетку, работавшую, как она сказала, «у редактора». Я не поверил. Во-первых, от ее наряда пахло такими деньжищами, что ей вряд ли приходилось работать вообще. Во-вторых, судя по ее речи, она не прочитала в жизни ни одной книжки, разве что полистала книжку с картинками. Хотя, если посмотреть, кто нынче работает в редакциях… Она, опять же, могла сказать, что работает «у редуктора». Я не очень внимательно слушал, да и подружка ее мне не понравилась.
На выходе меня кивком подозвал один из клубных вышибал в смокинге.
— Ты, что ль, Ангел? — хрюкнул он, не разжимая челюстей и не расцепляя скрещенных рук.
— Что ему передать? — поинтересовался я весело. С такими типами всегда следует держать ухо востро.