— Эй, извиняй, ладно? — Пришлось подавить желание посоветовать ему принять транквилизаторы. — Мне врачиха нужна. Та, что с Филдз, слышь?
— Бля. Это Сэнди из второй квартиры.
— Спасибо, слышь? Тебе выспаться надо, знаешь? Работать по ночам — не кайф.
Но он уже отключился.
Я нажал кнопку второй квартиры и услышал:
— Да-а? Чевамнадо?
Наклонившись к переговорному устройству, я сказал:
— Док? Это вы — доктор с «Линкольнс-Инн»?
— Возможно. А кто спрашивает?
— Друг Тигры. Мы пацана привозили пару недель назад. С раздавленной рукой. Вы его лечили.
— Что-то не очень припоминаю, — словоохотливо ответила она. — Да и какое вам до него дело?
Заокеанский акцент в ее голосе даже по селектору звучал отчетливо, как колокольчик.
— Послушайте, — взмолился я, — мне не хочется говорить об этом с улицы. Можно войти?
Ответа не последовало.
— Видите ли, у Тигры неприятности.
— В медицине есть термин для такого рода неприятностей.
— Правда? Какой? — невольно спросил я.
— Смерть. Это состояние встречается довольно часто, и в нем нет ничего зазорного.
Я уставился на селектор, не веря своим ушам. Она потешалась надо мной как над убогим.
— Посмотрите вверх.
Я посмотрел — она заглядывала вниз, перегнувшись через подоконник окна на втором этаже.
— Хорошо, поднимайтесь. — Она кивнула на «Армстронга». — Я узнала кеб.
Док скрылась внутри, зажужжал сигнал открываемой двери, я протопал в подъезд и поднялся по лестнице. Дверь в ее квартиру была уже приоткрыта.
Она была одета в длинную, до колена, футболку. Весь фасад футболки занимала репродукция обложки старой зеленой книжки из серии «Пенгуин» «Долгое прощание» Раймонда Чандлера. Логотип издательства деликатно располагался чуть ниже промежности.
— Что вы там рассматриваете? — спросила она, прислонившись спиной к столу и расставив руки, что позволило мне рассмотреть ее еще лучше.
— Люблю почитать хорошую книгу, — искренне заметил я.
— У меня есть еще одна, называется «Иди и займись своим телом. Я замужем».
— Правда?
— Нет, не правда. Что вам нужно-то? И что вы со своим лицом сделали?
Ну наконец-то! Я все ждал, когда в ней проснется врач или мать. Она подошла ближе и дотронулась до моей щеки. С такого расстояния можно было точно определить, что, кроме футболки, на ней ничего нет. Странно, подумал я, но когда синяки пройдут, мне их будет не хватать.
— Меня отделали носком с песком.
Конечно, она и не такое видала.
— Не сочиняйте. Упали с лестницы или налетели на дверь. Вот что отвечают в таких случаях. Болит?
Она едва дотронулась, от такого прикосновения и папиросная бумага не смялась бы, но я ойкнул и отскочил.
— Значит, болит. Вам полагается носить пластмассовую маску. Правда, все начнут сравнивать вас с фантомом оперы.
— Неужели начнут?
— Надеюсь, у вас также есть знакомый зубной врач. Столько не восстановишь за счет национальной медицинской страховки, а если восстановишь, то ждать придется так долго, что можно сразу заказывать зубные протезы на старость.
— Интересно, что вы говорите пациентам, которые больны по-настоящему, доктор?
Я попытался продемонстрировать мою самую располагающую улыбку, но она вышла кособокой.
— У меня пока еще нет пациентов. Я еще не врач, только студентка.
— В «Линкольнс-Инн» вы, похоже, практикуете вовсю.
— Большинство травм они сами себе наносят; кроме того, тамошних пациентов и калачом в больницу не заманишь.
— Я спрашивал людей, — соврал я. — У вас хорошо получается.
— Кто-то же должен…
Она отступила к дивану типа «уют», который можно превратить в кровать, если не страшно находиться на одной высоте с мышами, села и поджала под себя ноги, кивком указав мне на кресло. Быстро окинув взглядом комнату, я тоже сел. Книжки по медицине, банка кофе, чайник, минипроигрыватель компакт-дисков да наушники. Девушка путешествует налегке.
— Тигра тоже был вашим пациентом?
— Нет у меня пока пациентов. Скажем, он был клиентом. — Она откинула волосы с лица, хотя в этом не было никакой нужды. — Клиент он был очень хороший и приводил много других.
— Ли, например.
— Я не знаю их по именам. По крайней мере, пока они еще дышат.
— Как же вы узнали о смерти Тигры?
— Слышала. Копы ходили с проверками. Они знают и меня, и других, кто живет в этом доме. Что там. Некоторые даже детей своих сюда раньше приводили. Некуда больше обратиться. На улице нас так и зовут — «некуданцы». Пойдем к «некуданцам», потому что идти больше некуда. «Патруль некуданцев» — это мы.