— Обо мне позаботились, — сказал я, вспомнив заначку на Стюарт-стрит. — Книжку оставь у себя.
— А если меня поймают на подделке подписи Тигры?
— Скажи, что он отдал тебе, а сам пропал, или скажи, что нашел, Тебе-то они что еще могут сделать?
Ли ухмыльнулся:
— А пожалуй, ты прав. Я еще малолетка. По закону не отвечаю за свои действия. Клево, а?
— Да уж, клево.
История попала в газеты, по крайней мере лондонские, только через неделю.
Док рассказала мне о ней, когда мы курили одну на двоих сигарету, растянувшись на диван-кровати в ее квартире. Курение было вторым по счету нарушением политкорректности за день.
По обвинению в незаконном сбросе медицинских отходов полиция задержала двоих и искала третьего. После проверки контрактов на утилизацию мусора работникам нескольких местных советов должны быть предъявлены обвинения в коррупции. Имена пока не назывались, но под залог их не выпустили, так как имелись опасения, что они скроются, как это сделал Басотти.
Вопреки обыкновению ограничения на публикацию в прессе были сняты — полиция усиленно искала места незаконного сброса мусора в рамках аферы, которая, как утверждалось, продолжалась больше года. Предупреждения о черных пластиковых мешках, завязанных проволокой, и о том, что их нельзя трогать ни при каких обстоятельствах, передавались в эфире и печатались на плакатах.
— О Тигре нет никаких упоминаний, — заметила доктор.
— Кто-нибудь когда-нибудь сложит два и два. А может быть, уже сложили, но пока помалкивают. Найдут Басотти — он заговорит. Он не из тех, кто идет на дно молча, и я не сказал бы, что он поощрял мерзости. Хаббард использовал его втемную.
— Как тебя?
— Конечно. Меня использовали, чтобы я нашел Тигру. Заметь, я сам сказал. Лучше ли мне оттого, что я не знал? Нет. Вернуть назад полученные от них тридцать сребреников? Сомневаюсь, что это поможет Тигре.
— Не напрягайся, Ангел. Я всего лишь хотела разобраться, зачем ты это сделал.
— Хорошо, разбирайся. Ты психиатрию сверх всего прочего не изучаешь?
— Не изучаю, — недовольно огрызнулась она. — Сверх чего прочего?
— Проехали. И какие же выводы ты сделала? Я имею в виду мое поведение.
— Из сказанного выходит, что вы с Тигрой были родственные души, хотя ты всегда это отрицал.
— Фигня! Он мог так считать, я — никогда.
— Хм. Категорическое отрицание, — пробормотала она. — Значит, ты не считал Тигру половинкой собственной личности?
— Где ты этого начиталась? Со мной в доме живут две чувихи, дай им тоже почитать, когда закончишь, — они обрадуются.
— Классический синдром отверженного самца. Неужели потому, что Тигра был гей?
— Ага, понятно. Если я не соглашаюсь, что Тигра представлял собой темную сторону моей личной энергии, значит, я — гомофоб, так, что ли?
Она села на кровати и поднесла к моему лицу сжатый кулак.
— Давай не будем играть в доброго доктора и злого доктора. Выкладывай, какие у тебя были мотивы, или у ортодонта завтра будет в два раза больше работы.
— Это удар ниже пояса. Ты же знаешь, что зубные врачи наводят на меня ужас.
Я легонько отстранил ее и перекатился по кровати, чтобы затушить сигарету на крышке от банки кофе, приспособленной под пепельницу.
— Не было у меня никакой экзотической личной привязанности к Тигре. Не воображай, что Тигра считался со мной или с кем-либо вообще, за исключением, может быть, Ли. И я не мстил за Тигру. Он впутался в очень грязное дело, исключительно грязное, причем знал лучше всех остальных, что за гадость в этих мешках. Тем не менее он решил наехать на серьезных людей, но проиграл. Я вмешался в это даже не потому, что из меня сделали Иуду и выходило, что я как бы сдал его. В дерьмо он вляпался без моей помощи.
Док смотрела с искренним интересом.
— Так в чем дело? Зачем тебе было устраивать шоу и звать полицейских? Ты мог бы спокойно умыть руки. Оно тебе было надо?
— Ты как-то раз сказала: кто-то же должен…