Просто посидеть за углом я тоже был согласен, но ничего не сказал.
— Оплата — по сотне за вечер на нос. В неделю, может, будет по три ходки. Регулярная работенка, короче. Если берешься, так и скажи.
— Я подумаю.
Кримсон взялся за ручку двери.
— Вы уж тут без меня договоритесь, девочки.
— Где тебя найти? — спросил я Тигру.
— Нигде. Меня не находят. В Боу на Риммер-роуд есть паб «Гроздья». Знаешь?
— Найду.
— Будь на месте сегодня вечером, в восемь, отыщи человека, который будет раздавать конверты с получкой. Запомнил? С восьми до утра гуляет братва…
Мелькнула его рука, дверь молниеносно открылась и закрылась. Мы с Кримсоиом, разинув рты, наблюдали, как он, точно балерина на пуантах, прошелся мимо и прыгнул в сторону Зверя, сидевшего на мотоцикле.
Раскинув руки, Тигра сделал пируэт, поклонился, послал Зверю воздушный поцелуй и перелетел через мотоцикл, оттолкнувшись ногой от сиденья в опасной близости от промежности Зверя.
Он приземлился, потом, не оборачиваясь, побежал по Бейкер-стрит и вскочил на подножку автобуса тринадцатого маршрута.
Зверь настолько обалдел, что его стаканчик с кофе застыл на полпути ко рту. Потом он рявкнул «Эй!» и начал слезать с мотоцикла, но автобус уже ушел.
— Проявим тактичность, не будем упоминать об этом в присутствии Зверя, — сказал я.
— Ты же меня знаешь. Мне неприятности ни к чему.
Что-то все-таки не сходилось. Тигра был одет как курьер, вплоть до нагрудника с названием выдавшей его компании.
— А где мотоцикл Тигры?
— У него нет мотоцикла, — сказал Кримсон. — Просто он любит носить кожу.
Говорят, что швейцаров в Дом вещания Би-би-си набирают на работу из ветеранов войны. Спрашивается только — какой.
Посылку в рекламном агентстве «Флай-Бай» мне выдали строго вовремя. Как заметила секретарша Зандра, я приехал даже слишком рано. В посылке действительно были рисунки. У Зандры, Тельца по зодиаку, был перерыв на ланч, она зашла перекусить в вегетарианский винный бар за углом.
До Би-би-си я добрался за пятнадцать минут, поставил машину в зоне с двойной желтой полосой, будто ждал клиента из отеля, и потом двадцать пять минут пытался поймать кого-нибудь, кто бы расписался в приеме посылки.
Когда один из униформистов наконец отважился взять на себя столь серьезную ответственность, он настоял на указании фактического времени — 09.11 — и вписал его зеленой пастой. Это означало, что придется покупать зеленую ручку, чтобы исправить время, потому что на самом деле посылку я доставил раньше девяти. Но я решил, что ладно, сойдет и так, иначе с этой зеленой ручкой оказался бы в минусе.
Очевидно, от этих мыслей я вспомнил о предложении Тигры подработать. Какой бы он левак ни предложил, вряд ли это будет хуже, чем спорить до хрипоты со швейцарами Би-би-си, а потом с диспетчерской, и все из-за разницы в два или четыре фунта, или сколько там сейчас у них давали за своевременную доставку.
Утро шло, а дела не становились лучше. Сначала приключился инцидент с инспектором дорожного движения у станции «Гудж-стрит». Потом чмо со щупом из нефтяной компании потребовал, чтобы его отвезли на Лидфорд-роуд, и только на полпути выяснилось, что ему нужно на Лидьярд-роуд, причем платить разницу он отказался. После этого я должен был получить ящик с живыми почтовыми голубями в подозрительном доме в Фулхэме и отвезти птичек на Кингс-Кросс, чтобы оттуда отправить их «Красной звездой» в Донкастер. Или в Уоррингтон? Мне было уже все равно.
К обеду я созрел, чтобы поехать домой, малость поспать, а потом посмотреть, с чем Тигра пожалует сегодня вечером.
Я как подумал вначале, так и продолжал думать, что его зовут Тигрой, а все из-за его вертлявости. О том, что настоящее имя парня — Кристофер Робин О'Нил, я узнал позднее, когда прочитал в газете отчет о следствии по его делу.
2
Домой в Хэкни я добрался часам к четырем и принял первое за день конструктивное решение: переезжаю.
Я делил дом № 9 на Стюарт-стрит с другими жильцами до отвращения долго. Мне предстояло стать самым старым постояльцем, и никаких скидок за мою нерадивость не предвиделось. Дожили, что называется, — мне даже письма стали приходить. В том, что ко мне обращались совершенно незнакомые люди, было мало радости. Они обычно пользовались коричневыми конвертами из вторичной бумаги с маленькими окошками и непонятными инициалами. Хуже всего было то, что почтовая макулатура присылалась на мое имя. За один день я выиграл «форд-фиесту» (если бы купил две тонны бетона под видом «загородного дома» в Испании), был приглашен в агенты по распространению каталогов по почте (за что причитался приз — устройство для чистки моркови девятью миллионами способов) и получил три конверта для отправки в фотосалон курортных снимков. В прошлом году салон потерял мои пленки; может быть, на этот раз повезет больше. Если вас настигает поток рекламной макулатуры, пора вострить лыжи и делать ноги.
А почему бы и нет? Все переезжали, словно сговорились. За исключением загадочного мистера Гудсона с первого этажа. О нем толком никто ничего не знал. Он приходил и уходил, работал кем-то в местном совете. Чем он занимался за своей постоянно закрытой дверью, нам было неведомо, однако он никому не досаждал, и мы его тоже не трогали. Я иногда воображал, что он ведет двойную жизнь шпиона или подрабатывает в роли мисс Плетки, оказывая личные услуги членам кабинета министров. А может быть, он сам — член кабинета министров.
В квартире наверху собирался переезжать Кельтский Полумрак, хотя казалось, что жильцы поселились там всего две минуты назад. Я придумал им название Кельтский Полумрак на случай, если они решили бы создать семейную фолк-группу. По сравнению с ними Леонард Коэн[3] смотрелся бы просто весельчаком.
Впервые столкнувшись с Дуги Инвернесом и его уэльской женой Мирандой, я тут же подумал, что они слишком долго принимали таблетки против смеха. Нет, улыбались они не реже любой, другой среднестатистической пары, но для комедианта вроде меня такие — сущий кошмар, а не аудитория. И все-таки свои плюсы у них тоже были. Дуги всегда мог пригодиться как союзник во время драки. Он долго карабкался по кухонной карьерной лестнице, став наконец поваром по выпечке, и уличные драки служили ему любимым развлечением после работы. Миранда трудилась журналисткой в заштатной еженедельной газетенке на севере Лондона, что не придавало ей привлекательности в моих глазах. Но надо отдать ей должное — однажды она бесплатно вставила пару небольших объявлений, которые помогли мне избавиться от выводка котят. За одного даже заплатили, хотя я не просил денег. Надо будет как-нибудь отдать Миранде ее долю.
Котята достались мне как рождественский сюрприз или, скорее, по долгу отцовства. Один человек на моей улице начал разводить сиамских кошек, и дело у него спорилось. Но однажды к нему с дружеским визитом заглянул кот Спрингстин, с которым я делю квартиру номер три.
Едва котята перестали сосать мамку, их скинули мне, и я потом мучительно пытался всучить живность наивным жителям Северного Лондона. Моя тетка Доротея забрала трех — самых крупных и злобных. Мне удалось убедить ее, что после запрета на ротвейлеров в моде бойцовские кошки.
То же самое я травил простофилям, неосторожно откликнувшимся на объявление, состряпанное для меня Мирандой. Кто-то подсчитал, что кошки в одной только Великобритании уничтожают около семидесяти миллионов мелких зверьков и птиц в год. Если вы — мышь лесная, полевка или воробей домовый, у вас мало шансов дожить до пенсии. С другой стороны, вы когда-нибудь видели полевку в списках тотализатора? (Одна из дам-авантюристок с абсолютной серьезностью сказала: «Я даже не знала, что на полевок уже можно делать ставки». Я быстро всучил ей пару котят — так ей и надо.)
3
Леопард Коэн — канадский поэт, композитор и певец. Его называют «певцом грусти и ненависти».