«Так вы же Елизавета Федосеевна, моя землячка и соседка! Я жила на этой же улице рядом с кинотеатром!»
Я обомлела, сейчас регистраторша спросит название кинотеатра, а я его, конечно, не знаю.
А может никакого кинотеатра там не было?
И это просто проверка?
Но девушка, кажется правда, обрадована встрече и продолжает разговор, приобретающий опасный характер.
Я постаралась пресечь его и обратилась к «землячке»: «Моя дорогая, я очень спешу – меня ждет дома больная матушка и ребенок. Их нужно покормить».
«Елизавета Федосеевна! Ну что ж вы раньше-то не сказали? Все в порядке, только заплатите пять марок за регистрацию, и вы свободны. Всего вам хорошего!»
И с шумом дохнув на печать, «землячка» шлепнула ею по поддельному паспорту.
Выйдя из полиции, я вынуждена была прислониться к стене, чтобы не упасть.
Но времени на «успокоение» не было. Нужно было как можно быстрее вернуться на постоялый двор и предъявить паспорт хозяину.
Все остальное потом.
Потом можно будет думать о том, что делать дальше.
От Янкале: «Она жидовка!»
Уходя утром в полицию, мама строго-настрого приказала нам сидеть тихо и никому не открывать дверь. Ни при каких обстоятельствах.
Мы с бабушкой старались не шуметь, и каждый из нас, в меру своего воображения, рисовал себе всевозможные несчастья, которые могли произойти с мамой.
Время приближалось к полудню.
Ожидание было нестерпимо.
Но вот на лестнице послышался шум – голоса, топот ног. Раздался условный стук в дверь. Это была мама.
Но что это? Она была не одна. За ней стоял полицейский и еще один незнакомый мужчина в штатском.
Наша маленькая комнатка не могла вместить всех пришедших.
Полицейский вошел вслед за мамой. А мужчина остался стоять в дверях. Выглядел он рассерженным. Он размахивал руками, тыкал огромным пальцем в маму и кричал визгливым голосом по-русски: «Она жидовка! Жидовка! Я ее знаю! Она работала в больнице!»
Румын кивнул головой и со словами: «бинэ-бинэ» – «хорошо-хорошо» вытолкнул мужчину в коридор и закрыл за ним дверь. В это время мама, делая вид, что достает паспорт, порылась в сумочке и сунула «что-то» румыну в руку.
Немного подумав, полицейский спрятал это «что-то» в карман и, не говоря ни слова, повернулся и вышел из комнаты.
Мама перевела дух: «Этот в штатском – шофер из нашей больницы. Он встретил меня на улице и узнал. Позвал полицейского. У меня не было выхода, пришлось привести их сюда. Я сказала, что покажу им здесь паспорт».
Мама начала собирать вещи: «Теперь нельзя терять ни минуты. Шофер может вернуться. Янкале, бежим скорее! Мама, догоняй нас. Мы будем ждать тебя у входа на Привоз».
Мы бросились бежать. Спустились по лестнице, прошли через двор, и вот мы уже на улице. Еще немного и мы у входа на Привоз. Ждем бабушку.
Главное не встретить шофера.
Но бабушка… Ее что-то долго нет.
А если ее уже схватили?
Уйти без бабушки мы не можем. Но и вернуться на постоялый двор, чтобы узнать, что с ней, нельзя.
Что делать?
Но вот показалась бабушка! Спешит, вязнет в снегу.
Она одна. Никто ее не преследует.
Скорее, скорее бежать. Но куда?
Мама решается вновь попытаться уехать из города.
На этот раз в какую-то Колкотовую Балку…
От Янкале: «Фриг, бабушка?»
Уже совсем стемнело. С хмурого неба сыплет мелкий снег. Ветер подхватывает его, закручивает в спираль и гонит по обледеневшей земле.
На краю дороги, по которой идут румынские грузовики, стоят три замерзшие фигуры – мама, бабушка и я. Мы стоим и надеемся, что какой-нибудь грузовик довезет нас до Колкотовой Балки, о которой мама сегодня утром случайно узнала от какой-то Люси. Эта Колкотовая Балка теперь наша последняя надежда.
Тускло светятся фары проезжающих мимо грузовиков. Мама поднимает руку, но никто не останавливается.
Мы начинаем терять надежду уехать, а возвращаться нам некуда. Остается только развалка. Правда, ночевать в развалках опасно, могут обнаружить жандармы, да и замерзнуть можно.
Но вот возле нас останавливается румынский военный грузовик.
Водитель опускает стекло
«Ундэ? – Куда?» — кричит он.
«Тирасполь! Тирасполь! Колкотова Балка», – кричит ему в ответ мама.