Валерия (горестно). Так ОН уже был, был у вас?
Вадим. Кто - он? Михеич был, а Волос ваш, поди, ещё сны похмельные досматривает. Попозже, видно, припрётся - раз пошла такая катавасия... (Пауза) Ну, здравствуй, коль пришла, проходи в горницу.
Валерия расстёгивает лёгкий плащик, но не снимает, проходит в комнату, пристраивается на табурет, оправляет короткую пышную юбку. Колготки её прозрачные, донельзя выставленные, её полная грудь в щедром вырезе цветастой кофточки (лифчика на ней явно нет) тревожат взгляд Вадима. Он опускается на свой матрас, снимает очки, протирает полой свитера, вновь напяливает на нос.
Вадим (пытаясь говорит строго). Ну, так какое у тебя дело?
Валерия (упорно смотрит на свои розовые коленки). Я... я, Вадим Николаевич, предупредить вас хотела... Не берите больше денег у Ивана Михеевича...
Вадим. Почему же? Я деньги люблю, у меня их нет, а Михеич - человек добрый, щедрый, МЕЦЕНАТ. Почему бы и не одалживаться у него?
Валерия (почти шепчет). Не надо... Это очень опасно...
Вадим. Скажи, тебе нравится моя квартира?
Валерия (с недоумением смотрит на Вадима, вокруг). Грязно очень, запущено, обои тусклые...
Вадим. Ну, грязь, обои - дело не вечное. А так, вообще - ты хотела бы здесь жить?
Валерия (поражённо). С вами?!
Вадим. Почему со мной? Можно и без меня. Просто жить и всё.
Валерия (жалобно, по-детски). Я вам правду говорю, Иван Михеевич шутить не любит. Он очень... сильный человек. Не берите у него деньги...
Вадим. Валерия, забываю всё спросить: тебя родители как в детстве звали - Валерой?
Валерия (улыбается светло). Нет - Валей... Это мне отец имя придумал, в честь кумира своего - Валерия Ободзинского, а потом и сам не рад был. Валей называли - и он, и мама.
Вадим. Да-а, Валерий Ободзинский был певец что надо! А вот с Михеичем, Валя, мы между собой сами разберёмся - не встревай. И вообще, зачем и почему ты с НИМ? Вы что - ВМЕСТЕ живёте?
Валерия (смотрит упорно вниз). Нет, не вместе... Я одна в домике живу, в Пригородном...
Вадим (всё злее, надрывнее). Но ты ЖИВЁШЬ с ним, спишь?
Валерия. Он... он меня выкупил... Меня в карты проиграли, а он выкупил... Пятьдесят тысяч заплатил - ещё в прошлом году... Большие деньги...
Вадим (брезгливо). Не хочу, не хочу, не желаю знать никаких подробностей!.. Скажи только, а что тебе от меня-то надо - а? Ну, чего ты вот сейчас припёрлась? Я хочу, я желаю (всё выше поднимает голос), чтобы вы все оставили меня в покое! Все! До единого!..
Валерия (смотрит исподлобья и вдруг выдаёт).
Как много может человек,
Когда он полюбил
Любить и жить хоть целый век,
Казалось, хватит сил...
(Вадим теряет дар речи, олигофренно пучит на гостью глаза. Валерия шарит в сумочке, вынимает журнал "Наш современник") Вот только что увидела в библиотеке...
Вадим. Ты ходишь в библиотеку?!.. Впрочем, ладно!.. Дай-ка! Дай! (Выхватывает из её рук журнал, лихорадочно листает, смотрит-вглядывается, шевеля губами. Задумчиво, как бы про себя признаётся) Когда-то, на заре пресловутой туманной юности, в Сибири ещё, я мечтал об этом, я говорил себе: вот напечататься в толстом столичном журнале и - умереть!.. Да-а-а, сбылась мечта идиота! В сорок лет... (Со смешком) И про напечататься, и про умереть...
Валерия (горячо). Мне очень, очень, Вадим Николаевич, ваши стихи понравились. Сейчас всё больше заумь какую-то печатают, белиберду - даже без рифм, без смысла... А такие стихи, как у вас, я очень люблю. Я и не знала, что вы - поэт...
Вадим. Ну, какой там поэт (машет небрежно рукой, но голос его предательски ломается). А скажи: почему именно эти строки ты сейчас прочитала? Почему эти?
Валерия. Я могу и другие...
Вадим. Не надо! Всё это чушь. Всё это - старьё. Я уже года два стихов не пишу - выздоровел... Так что - не будем бередить старые раны... А эти, в журнал, я давно послал - уж и забыл про них...
Валерия. А что, у вас ни одной книжки нет?
Вадим (усмехается). Как же - целых три! (Кивает на стопку книг у окна) Вон там где-то валяются.
Валерия (умоляюще). А вы не подарите мне хотя бы одну вашу книжку?
Вадим. Да Бога ради! (Приносит от окна книжечку-брошюрку) Только ручку искать надо.
Валерия. У меня есть, есть! (Достаёт из сумочки ручку, ждёт, пока Вадим подпишет, берёт, вполголоса читает) "Валерии, красивой девочке, губящей свою судьбу, с надеждой, что она очнётся. Автор. Город Баранов. XXI век".
Вадим (ещё раз полюбовавшись на журнал, протягивает). На!.. Душу только разбередила... (Нарочито резко) Всё?.. Больше просьб не будет? Тогда, извини, у меня дела...
Валерия. Вы журнал оставьте, это - вам...
Вадим. Он же библиотечный!
Валерия. Да я сто рублей сунула библиотекарше, она мне с радостью отдала... Не беспокойтесь, им "Наш современник" бесплатно присылают по несколько экземпляров...
Вадим (занудно). Всё равно нехорошо... Теперь я сотню уже и тебе должен! У тебя будет сдача с пятьсот?
Валерия. Да вы что? Я же так, от чистого сердца... (С горечью) Значит, всё же он опять вам дал деньги?
Вадим. Всё, всё! За журнал спасибо! Но у меня, и правда, дела... Извини!
Валерия покорно кивает головой, плавно, глянув в зеркальце, проводит по губам помадой, закрывает сумочку. Вадим провожает её до двери. Уже на пороге она задерживается.
Валерия. Не берите у него...
Вадим. Ва-ле-ри-я, это - мои заботы! Не омрачай свои нежные мозги. Прощай! (Почти выталкивает её прочь, захлопывает дверь) Тоже мне - будет карябать душу! Разбередила своими - тьфу! - моими стихами, бандитка малохольная. Мало им убить человека, они ещё в душу хотят к нему залезть, потоптаться там. Негодяи!.. (Условный стук в дверь) Ага! Наконец-то!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Открывает. На пороге - Шилов с мешком из собственной куртки в охапке.
Шилов. Пакет, гад, не выдержал, лопнул! (Выставляет на газетку, постеленную Вадимом перед матрасом, покупки) Вот, две взял. И - по ноль семьдесят пять, чтоб не бегать потом. "Смирнофф", немецкая, что ли. Дорогая! Это - "Херши", польская шипучка. Хотел "Пепси" взять, да та вообще отрава, говорят. Та-а-ак, это вот сервелат - штатовский. Горбуша - корейская. Сыр, между прочим, - голландский. Огурчики - глянь, какие пупырчатые! - из Португалии. Бананы вообще чуть ли не израильские. Их, Вадя, представляешь, в морге, говорят, хранят - торгаши рыночные городской морг арендовали под склад... Фу, чёрт! На горячее-то ничё не купил - хотел пельменей и забыл, из-за пакета...
Вадим. Бог с ним! Закусить пока хватит. А ты, Митя, лучше вот что скажи: ты, патриот хренов, хоть чего-нибудь расейского-то мог купить?
Шилов. Чё я виноват, что кругом одна дрянь импортная? Вон хлеб наш барановский... (Помолчав) Да и то, может, из канадской пшеницы... Вот сдача ещё осталась - рублей двести, что ли...
Митя отдаёт деньги, быстро и художественно режет закуску, творит на газете "натюрморт", обезглавливает фальшивого "Смирноффа", набулькивает по половине стакана, поднимает свой.
Шилов. Как бы я, Вадим, хотел поднять за твоё здоровье настоящей "Смирновской", но... Тьфу! Давай-ка выпьем за то, чтоб рано или поздно, а Россия-матушка возвернулась в Россию!
Вадим. Так мы за меня пьем или за Россию?
Шилов (серьёзно). За тебя и за Россию! На таких, как ты, Вадя, Россия и держится.
Вадим. На алкашах таких? (Перебивая ненужное возражение) Давай, а то заболтались.
Выпили с трудом. Вадим торопливо хрустит пиренейским огурчиком. Митя по исконной привычке занюхивает вначале горбушкой хлеба, затем глотает шипучки. Поперхнулся.