И рассказ, который он поведал, был настоящей бомбой.
В то время как его такси направлялось к аэропорту Логана, Гарриман расположился на заднем сидении, перебирая свои заметки. Около тридцати лет назад Сандертон присутствовал на полуденной мессе — ее проводил отец Ансельм, который был одним из наиболее почитаемых священников той церкви. В тот день посреди проповеди дверь открылась, и в зале появился подросток Антон Озмиан. Не говоря ни слова, он прошел по главному нефу церкви к алтарю, опрокинул его, сорвал с него распятие и, как бейсбольной битой, ударил им отца Ансельма. Священник упал на пол, и подросток продолжил избивать его. Оставив отца Ансельма истекать кровью у основания алтаря, Озмиан бросил на пол окровавленное распятие и, повернувшись, попросту вышел из церкви так же спокойно, как и вошел в нее. На его лице не было никаких признаков гнева — лишь холодная решительность. Прошло несколько месяцев, прежде чем отец Ансельм смог снова ходить и разговаривать, а вскоре после этого он переехал дом для отставных священников и спустя некоторое время скончался.
Гарриман потирал руки с плохо скрытым ликованием. Все собиралось воедино так быстро, что казалось настоящим волшебством. За завтраком у него еще не было ничего, а сейчас — после полудня — у него на руках имелась история с доказательствами того, насколько жестоким и прогнившим человеком был Озмиан — избить священника распятием почти до полусмерти! — это была жуткая история, но именно такая требовалась, чтобы повлиять на Озмиана. Хотя этот богатей утверждал, что общественное мнение его не волнует, подобное ужасное разоблачение почти наверняка спровоцирует совет директоров освободить его от занимаемой должности. Первоначально «ДиджиФлуд» поддерживалась несколькими ведущими венчурными компаниями и хедж-фондами, не говоря уже о значительных инвестициях со стороны «Майкрософт». Эти компании дорожили своей репутацией, и у них имелся контрольный пакет акций «ДиджиФлуд». Да, Гарриман был уверен, что Озмиана быстро сбросят с его пьедестала, когда найденное им разоблачение будет предано народной огласке.
Странно, что не последовало никаких обвинений в нападении и разбое. Однако Гарриман быстро обнаружил, что семья Озмиана «пожертвовала» церкви довольно крупную сумму денег. Итак, это стало последней частью головоломки.
Все складывалось идеально. Даже лучше, чем идеально. Во-первых, у него теперь был материал, который можно было обнародовать, помимо Адейеми, чья святость оказалась для него весьма затруднительным обстоятельством. Во-вторых, это была история, которую Гарриман просто не мог проигнорировать. Когда такси добралось до аэропорта, Гарриман раздумывал над еще одним вопросом. Должен ли он сначала опубликовать эту историю, чтобы с ее помощью нейтрализовать Озмиана? Или ему сначала стоит поговорить с самим Озмианом, лишь угрожая предать историю огласке, и тем самым принудить магната отменить его собственную схему шантажа.
Обдумывая это, он вспомнил насмешливые слова Озмиана, которые до сих пор громко звучали в его голове, как будто он услышал их только что: «Все действительно довольно просто. Все, что вам нужно сделать, это согласиться с двумя нашими условиями — причем, ни одно из них не будет являться для вас слишком обременительным. Если вы это сделаете, то все будут счастливы, а вы избежите тюрьмы». Это помогло ему принять решение. Итак, он явится к Озмиану лично и пригрозит уничтожить его этой статьей. Это будет своего рода акт возмездия. На самом деле, он не мог дождаться, чтобы увидеть лицо Озмиана, когда перед его глазами появится эта воскресшая история.
Гарриман вновь порадовался тому, как блестяще он нашел способ приструнить этого промышленного магната — и побить его в его же собственной игре.
42
Что за день был у Марсдена Своупа! Акции протеста против богачей начали набирать силу. Твиттер, Фейсбук и Инстаграм пестрели призывами к демонстрациям. Самая многочисленная из них собралась около новой высотки у Парк-Авеню 432 — самого высокого жилого здания мира, где квартиры продавались за сумму до ста миллионов долларов каждая. Каким-то образом это здание, даже несмотря на то, что оно никак не было связано с убийствами, похоже, для демонстрантов стало воплощением, неким символом жадности, излишеств и хвастовства, прекрасным примером того, что супер-богачи захватили город.
Поэтому Своуп пошел посмотреть, во что вылилась демонстрация, и не был разочарован. Это была настоящая арена: огромные ряды протестующих, которые скандировали лозунги, блокировали входы в здание и создавали вокруг себя заторы. И тут раздался крик, призывающий обстрелять здание яйцами, и всех мгновенно охватил единый порыв. В течение нескольких минут протестующие опустошили соседние магазины на предмет яиц и со всех сторон стали швырять их в фасад, покрывая белоснежный мрамор и блестящие стекла потеками скользкой грязной желтой слизи. Тут же явилась полиция, и район был оцеплен. Своуп едва сбежал — он снял куртку и в своей рясе с грязным воротничком клирика выдал себя за священника.
Более чем когда-либо, рукопашная схватка убедила Своупа, что насилие не являлось выходом: что богатые и те, кто выступал против них, были частью одного и того же заговора, порождающего ненависть, злобу и жестокость. Теперь Своуп понял, что больше не может ждать — он должен действовать, чтобы остановить безумие, расползающееся во все стороны.
Было уже начало второго пополудни, когда Своуп пересек Гранд-Ами-Плаза и отправился в зимнюю цитадель Центрального Парка. Идя по Пятой Авеню, он был вынужден пробираться сквозь скопления смеющихся пьяных новобрачных, но теперь, забравшись глубже в парк, он прошел мимо зоопарка и Воллмана-Ринка, их число поредело, а вскоре Своуп и вовсе смог остаться в благословенном одиночестве.
В голове у него было слишком много мыслей. После последнего убийства город, казалось, закипел. У Парк-Авеню 432 собрался не простой пикет. Возникло еще больше слухов о бегстве богачей. Какой-то парень начал вести блог, каталогизирующий частные самолеты, вылетающие из аэропорта Тетерборо. К тому же он стал сопровождать их фотографиями, сделанными с применением телеобъективов, которые запечатлели миллиардеров и их семьи, садящиеся в свои «Гольфстимы», «Лирджеты» и модифицированные «Боинги-727с». Среди них были менеджеры хедж-фондов, финансовые магнаты, русские олигархи и саудовские принцы. Демонстрации, поддерживающие действия Палача и представляющие собой толпы оборванцев, скандирующих «Долой богачей», также активизировались, причем один из таких пикетов в течение четырех часов блокировал Уолл-стрит, пока полиция, наконец, его не разогнала.
Количество откликов на призыв к костру тщеславия также сильно возросло — фактически, их было так много, что он решил, что настало время привести свои планы в исполнение. Это было настоящее чудо — отозвалось более ста тысяч человек. Одни писали, что находятся на пути в Нью-Йорк, другие, что уже были здесь и ожидали его объявления о том, где и когда состоится костер. Газеты называли Нью-Йорк «Городом Бесконечной Ночи». В принципе, так оно и было, но с Божьей помощью он мог превратить его в Город Бесконечной Праведности. Он покажет всем — и богатым, и бедным, — что все это изобилие и роскошь являются отлучением от вечной жизни.
Добравшись до лужайки Шип-Медоу, он решил не останавливаться. Продолжив идти в глубокой задумчивости, он добрел до Молл[35], повернул на север, прошел фонтан Бетесда, а затем петляющими тропами добрался до Рамбл[36]. Савонарола устроил свой самобытный костер на центральной площади Флоренции. Она была сердцем города, идеальным местом, чтобы донести свое сообщение. Но сегодняшний Нью-Йорк был другим. Никому бы не удалось устроить костер на Таймс-сквер — не только потому, что он был наводнен туристами, но и потому, что здесь все время присутствовало большое число полицейских. Так что все бы закончилось, не успев начаться. Нет — его идеальное место будет большим, открытым и туда можно будет легко добраться откуда угодно. Его последователи, которые принесут свои предмеры роскоши, чтобы сжечь их в огне, должны будут успеть собраться, разжечь костер и побросать в него свои «вещички» — было особенно важно, чтобы их не прервали слишком рано.
35
Молл — аллея Центрального парка Нью-Йорка, обсаженная огромными вязами, ветви которых смыкаются над головой, образуя «живой свод».
36
Рамбл — «дикая» часть Центрального парка Нью-Йорка, где постарались максимально достоверно создать иллюзию уголка нетронутой природы. Здесь все искусственное — утесы, обрывы, чащобы, поляны и даже ручей, который включается и выключается при помощи водопроводного крана. Лесные тропинки аккуратно «заросшие», а каменные лесенки — тщательно «замшелые» и продуманно «покосившиеся».