— Я знал, что, в конце концов, вы надерете ему задницу.
Пендергаст освободил руки лейтенанта, и д’Агоста поднял их и потер, восстанавливая ток крови. Осторожно и медленно Пендергаст снял с него жилет со взрывчаткой и освободил его, с величайшей деликатностью положив бомбу на стол.
— Расскажите, как вам удалось уничтожить этого отморозка!
— Боюсь, что в Бюро у меня сложилась неудачная репутация агента, чьи подозреваемые всегда погибают, — сказал Пендергаст, теперь освобождая лодыжки д’Агосты. — Но на этот раз я доставлю им преступника живым.
— Он жив?! Боже, как вам это удалось?
— Это вопрос выбора, в какую игру играть. Мы начали с шахмат, и он почти поставил мне мат. Затем переключились на крэпс, но мой бросок костей был неудачным. Поэтому в завершение мы решили сыграть в игру разума, которую мой противник проиграл довольно драматично.
— Игра разума?
— Видите ли, Винсент, на самом деле, он поймал меня и приставил пистолет к моей голове. А потом отпустил, как кошка отпускает мышь.
— Серьезно? Вау… это же безумие.
— Это было прозрение, в котором я так нуждался. Он уже признал, что эта «охота» была не просто охотой — это был экзорцизм. Он хотел изгнать свои прежние воспоминания, связанные с этим местом. Когда Озмиан пощадил меня, я понял, что он пытается изгнать гораздо большего демона, чем он сам даже мог себе представить. Здесь с ним приключилось что-то ужасное — нечто гораздо худшее, чем простые психиатрические сеансы, транквилизаторы и ограничение свободы.
Д’Агоста, как обычно, не понимал, к чему ведет Пендергаст. Он даже толком не понимал, о чем он говорил.
— Так как вы его взяли?
— Если будет уместно поздравить себя в подобной ситуации, то я скажу, что горжусь своей финальной хитростью, которая должна была израсходовать все патроны в моем оружии, тем самым обеспечив моему противнику ложное чувство безопасности. Это побудило его броситься в омут с головой и заглотить мою последнюю наживку.
— Так, где же он?
— В подвале Здания 93, в комнате, которую он когда-то очень хорошо знал. Это комната, в которой врачи превратили его в того человека, которого мы знаем сегодня.
Ноги д’Агосты, наконец, были освобождены, и он поднялся. Его трясло от холода. Озмиан бросил его одежду на стул, и теперь лейтенант направился за ней.
— Там его превратили в человека, которого мы знаем сегодня? Что это значит?
— Когда ему было двенадцать, он оказался подопытным кроликом в жестоких экспериментальных методах применения электрошока в этой самой клинике. Лечение уничтожило его кратковременную память, как это обычно и бывает. Но воспоминания — даже самые глубоко погребенные — никогда не угасают до конца, и мне удалось воскресить в нем эти воспоминания.
— Шоковая терапия? — спросил д’Агоста, натягивая пальто.
— Да. Насколько вы можете вспомнить, он утверждал, что в Кингз-Парке с ним ничего подобного не делали. Когда он освободил меня, я понял, что все обстояло иначе. Я знал, что он получал это лечение, просто не помнил об этом. В архивах подвала я обнаружил отчет следователя, в котором излагались пункты экспериментального лечения, и в нем был описан весь сценарий, все слова, с помощью которых врачи успокаивали бедного мальчика и убеждали его сесть на шоковый стул. По всему выходит, что Озмиан получил усиленный курс такого лечения. Обычная дозировка составляла четыреста пятьдесят вольт на девять десятых ампер за полсекунды. У нашего друга напряжение было таким же, а сила тока превышала норму в три раза, и длилось это не менее десяти секунд. Кроме того, электроды воздействовали на всю верхнюю поверхность черепа. Пациент бился в судорогах в течение еще многих минут после процедуры. Я бы предположил, что лечение значительно повредило его правую супрамаргинальную извилину.
— Что это?..
— Часть мозга, которая отвечает за сочувствие и сострадание. Возможно, это повреждение мозга может объяснить, как этому человеку удалось убить и обезглавить собственную дочь и получать удовольствие от убийства людей. А теперь, Винсент, пожалуйста, используйте вашу рацию и вызовите сюда подкрепление. Я сделаю то же самое с Бюро. Нам следует сообщить о жестоком убийстве федерального агента и задержанном преступнике. К сожалению, убийца сейчас полностью погрузился в свое безумие, и общаться с ним придется с большой осторожностью.
Он обернулся, собрал свою одежду и снаряжение, которые валялись в углу. Замерев, д’Агоста наблюдал, как Пендергаст смотрит на труп Лонгстрита. Затем агент сделал медленный, скорбный жест — своеобразный поклон — после чего повернулся к д’Агосте.