Гёнюль поднялась, молча взяла со стола его кофейную чашечку и, не проронив ни слова, вышла.
VI
И сказал бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так... И сказал бог: сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему; и да владычествует он над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле. И сотворил бог человека по образу своему, по образу божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их. И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею... И был вечер, и было утро: день шестой.
Омер чувствовал, как ночной холод постепенно пронизывает его до мозга костей и стынет кровь в жилах.
Он покинул дом Гёнюль под предлогом, что ему необходимо вернуться к тетушке Кираз. Зачем ему понадобилась эта ложь, он не мог понять и сам. Очевидно, он это сделал под влиянием какого-то непонятного чувства, диктовавшего ему необходимость побыть наедине с собой и осознать все случившееся. Ведь мать Гёнюль сказала, что он может остаться у них, пока не освободится комната для него. Он мог бы остаться в доме Гёнюль, спать там и дышать одним воздухом с ней... Сама мысль об этом кружила голову.
Странно, как мог он добровольно лишить себя такого счастья, променяв его на этот пронизывающий ночной холод. Конечно, он уже никуда не мог идти в такой поздний час. Да и идти ему было некуда. Подняв воротник пиджака, Омер стоял посреди безмолвной ночной улицы. И все же он испытывал внутреннее удовлетворение, он чувствовал сейчас себя как никогда спокойным и счастливым.
Омер вышел на главную улицу. Мимо него проехало свободное такси. Он чуть было не остановил его, но передумал и улыбнулся сам себе. Как трудно отказаться от старых привычек! Свободное такси предназначено для людей, которым надо куда-то срочно ехать. А куда ехать ему?.. Никакой определенной цели у него не было. Погрузившись в мечты о ночи, которую он мог бы провести в доме Гёнюль, Омер медленно брел по пустынной улице, стараясь представить себе это необыкновенное счастье.
Ему захотелось вдруг свистеть. Он сложил губы, как не складывал уже много лет, и попробовал свистнуть. Но ничего не вышло.
Все небо над площадью Беязит было усыпано звездами. На воротах университета часы показывали половину второго.
Следующую ночь он уже проведет в доме Гёнюль, а послезавтра снимет комнату в доме через одну улицу от ее дома. А потом?..
Омер вспомнил о деньгах, которые лежали у него в кармане. Он остановился у фонарного столба, достал бумажник и пересчитал оставшиеся деньги. Ровно четыреста двадцать лир. Чтобы прожить, нужно, конечно, искать какую-нибудь работу. Как бы там ни было, нужно жить. «В конце концов, — подумал он, — я могу заняться любым делом, каким занимаются люди. Ведь не для того я появился на свет, чтобы тянуть чиновничью лямку... Я ведь такой же человек, как и все остальные. Я тоже могу таскать камни, носить воду, мыть лестницы. Почему бы нет? Разве я не смогу с этим справиться?»
Подумав об этом, Омер почувствовал гордость от сознания собственной силы. Словно подталкиваемый этим сознанием, он сбежал вниз с откоса за площадью Султанахмет и очутился в парке Гюльхане. «А если понадобится, — продолжал он свою мысль, — то могу даже и переночевать где-нибудь под деревом...»
Он направился к морю, которое виднелось сквозь шумевшие на ветру ветви деревьев.
Омеру нравилось это новое для него чувство полкой свободы. Он захотел сейчас же проверить свои силы и, пройдя немного, сел на первую попавшуюся скамейку. Вначале он почти не чувствовал холода. Пиджак с поднятым воротником оберегал его от холода и как будто даже согревал грудь и затылок. Но вскоре он начал ощущать, как холод постепенно пронизывает его тело. Он достал зажигалку, посмотрел на часы: было около двух. До восхода солнца ждать еще довольно долго.
Сквозь ветви деревьев, щедро усыпанных свежей весенней листвой, во всем своем блеске и чарующей красоте сияло стамбульское небо. Волны с мерным шумом ударялись о берег. Ветер осторожно шарил по газонам, волнуя своим легким дыханием подстриженную зелень травы.
Вдруг Омер вздрогнул: со скамейки, стоявшей немного поодаль, поднялась какая-то фигура. Рука Омера невольно потянулась к карману, где лежал револьвер.
— Здравствуй, земляк! — раздался глухой, немного охрипший голос.