— Это кто такой?
Что ответил другой, Ахмед не расслышал.
Поселился он в комнате, которую заранее снял для него старший секретарь суда. Хозяйку-старуху звали Хатидже-нинэ. Пока Ахмед искал на стене с осыпавшейся штукатуркой гвоздь, чтобы повесить пальто, Хатидже-нинэ уже успела развязать ремни на его чемодане... Чемодан был наполовину заполнен книгами.
— А белья у тебя нет?
— Все, что есть, на мне.
Хатидже-нинэ промолчала и только покачала головой. Ну и страшна же была эта старуха! Тонкие, едва заметные губы, выпученные черные глаза, выдающийся вперед острый подбородок. Волосы совершенно седые, сгорбленная спина, но лицо молодое, руки сильные.
Долго пришлось привыкать Ахмеду к этому кирпичному дому с низкими потолками, к этой старухе с отталкивающим, неприятным лицом. По вечерам он пытался привести в порядок свой скудный бюджет: пять лир — подоходный налог, шесть лир пятьдесят курушей — налог на кризис[24], семь лир восемь курушей — налог бюджетного равновесия[25], четыре лиры — помощь авиации... Итого двадцать две лиры пятьдесят восемь курушей уходит на налоги. От жалованья остается семьдесят семь лир сорок два куруша. Надбавка на дороговизну — девятнадцать лир тридцать пять курушей, пятнадцать лир — материальная помощь... Получается сто одиннадцать лир семьдесят семь курушей — жалованье, которым должен довольствоваться помощник судьи.
Голова трещала от всех этих подсчетов. Ахмед вскакивал и подходил к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, он смотрел на улицу. День только начинался. В навозных кучах рылись куры, из сараев лениво выходили ослы.
Большую часть свободного времени Ахмед читал. Чем может еще заняться человек, если он хочет забыть мир, в котором живет, забыть обо всем земном? Уйти в мир грез, погрузиться целиком в эти страницы, забыть о сухих юридических формулах, о Мазылыке...
В мечтах он жил одной жизнью с героями романов, делил с ними и горе и радость. Вместе с ними участвовал в восстаниях, был ранен, лежал в больнице, бродил по Риму, Берлину, Вашингтону, Шанхаю, Мадрасу. Он страдал вместе с Арманом Дювалем, ему становились понятными чувства отца Горио. То был жадным и алчным, как старик Гранде, то чистосердечным, как мальчик Алеша.
В городке скоро узнали об увлечении Ахмеда и заинтересовались, что это он читает тайком от всех. Председатель местной организации партии[26] Бекир-эфенди подошел однажды к Ахмеду и спросил, нельзя ли и ему почитать эти книги. А потом попросил второй том «Кара Давуда»[27]. Ахмед хотел было сказать, что читал это, еще когда ему было четырнадцать лет, но сдержался и ответил, что у него нет этой книги. Старик судья, которого прозвали Кадыбаба[28], тоже заговорил однажды о книгах. «В молодости и мы много читали, сын мой. Но теперь уже глаза не позволяют нам подолгу сидеть над книгами... Я был бы счастлив, если бы мог по утрам читать хоть несколько страничек из Бухариишерифа[29]». Веселый, жизнерадостный каймакам шутил: «Что ты так много читаешь? Или заришься на место председателя суда?» А председатель муниципалитета Хаджи Якуб регулярно присылал Ахмеду вилайетскую газету на одном листе, получаемую муниципалитетом бесплатно раз в неделю. К газете каждый раз прилагалась записка: «Посылаю Вам газету, полученную с последней почтой. Примите уверения в моем уважении к Вам».
Любил ли он эту жизнь, этот городок, этих людей? «Нет, — думал он, — я не люблю их, но и не чувствую к ним отвращения... Это моя родина, и я должен жить этой жизнью... А если не смогу? Кто же виноват?.. Если мы рабы, дорогой Брут, мы сами тому виной».
II
— Что получает крестьянин от жизни?
— То же, что и горожане... Гардэ!
— Но ведь между их образом жизни огромная разница!
— В основном они ведут одинаковую жизнь... Гардэ!
— То есть?
— Еда, работа, сон... Вы прозевали ладью, Ахмед-бей.
Ахмед и школьный учитель Бекир играют в шахматы в школьном саду. Ахмед делает ферзем ход назад, учитель спокойно забирает ладью.
— А искусство? Комфорт?..
— То, что неизведано, не существует.
28
Кадыбаба — буквально «отец кадий»; кадий — судья, ведающий административно-церковными делами.
29
Бухариишериф — известное толкование корана. Автор — среднеазиатский ученый Бухари (809—864 гг.).