И вот он в комнате прокурора.
— Снова пришлось тебя побеспокоить, Ахмед-бей. Что-то долго болеет Кадыбаба.
Ахмед повесил кепку на гвоздь. Надевая принесенную слугой черную мантию, он попытался даже улыбнуться:
— Что-нибудь серьезное?
— Да нет, обычная семейная ссора...
— Женщина в состоянии дать показания?
— Она тараторит, как сорока... Разругались с мужем... Он схватил топор и кинулся на нее. Но промахнулся, ободрал ей слегка ногу, вот и все...
Ахмед в душе поблагодарил силу, изменившую направление удара. По пути в комнату, где должно было слушаться дело, в узком коридорчике, он увидел Хатидже-нинэ, а немного поодаль, в полутемном углу, — неподвижно застывшую Седеф. Ахмед покраснел и чуть было не спросил, что она здесь делает. Но тут же стояли жандармы, державшие дровосека Салиха, и крестьяне. Говорить с Седеф в присутствии Хатидже-нинэ и всей этой толпы было невозможно. Опустив голову, Ахмед прошел в зал суда и сел за кафедру, над которой небрежно были повешены портреты государственных деятелей, словно ими старались закрыть трещины в стене с облупившейся штукатуркой.
Слушание дела отняло много времени. Пострадавшая с трудом держалась на ногах, опираясь на Хатидже-нинэ. Одним духом она рассказала о ссоре. В тот день муж пришел из лесу расстроенный; лесничие отобрали у него дрова, которые он нарубил в недозволенном месте. Придя домой, он начал придираться и осыпать всех бранью. И надо же было, чтобы именно в этот момент шестилетний сынишка опрокинул стоявшую на огне кастрюлю. Муж бросился к нему и нечаянно наступил на ногу пятилетней девочке. Плач ее разбудил ребенка, спавшего в люльке, и поднялся шум до небес. Обезумевший от гнева Медведь стал топтать мальчика, опрокинувшего кастрюлю. Когда же мать хотела заступиться...
Дровосек никак не мог понять, почему его подвергают допросу из-за какого-то пустяка.
— Разве это не моя жена? Хочу — бью, хочу — ругаю...
— А если бы она умерла? — спросил Ахмед.
Если бы умерла... Дровосек даже посинел от гнева. Он должен давать отчет этому молокососу? Да кто он такой? Дровосек еще больше разъярился и возненавидел Ахмеда.
Последней из числа свидетелей была заслушана Седеф. По знаку судебного пристава она встала. От обычной ее смелости не осталось и следа. Не поднимая глаз, заикаясь, рассказала она все, что видела. Ахмеду было приятно смотреть на нее, такую застенчивую и робкую.
Когда суд кончился, было уже совсем темно. Сквозь дырявый потолок мерцали звезды. Слуга давно зажег керосиновую лампу и, поставив ее на край кафедры, отправился к Кадыбабе, отнести йогурт. Сторож, выполнявший одновременно обязанности личного секретаря и слуги прокурора, болтал в коридоре с жандармами. Выйдя на улицу, Ахмед почувствовал глубокое успокоение. Ночь была темная, тихая. Возвращавшийся от Кадыбабы слуга, проходя мимо него, приветливо улыбнулся. Какая-то старуха, ворча, загоняла в хлев норовистого теленка.
У лесовода Ахмеда ждали с нетерпением. Все уже были навеселе, а потому давно забыли о дровосеке и с аппетитом ели и пили. Ахмед был рад, что не надо рассказывать, как прошел суд, объяснять, по какой статье он судил обвиняемого. И хотя он не любил пить, но сейчас с удовольствием выпил полбокала.
Лесовод, задыхаясь от смеха, рассказывал:
— Ну и новости у нас, Ахмед-бей. Трех бутылок ракы[46] стоят...
Учитель Бекир поддержал его:
— Ведь я говорил вам, что Назми бедовый парень.
Сидевший в углу Назми посмеивался:
— Прежде чем говорить с лавочником, я взялся за секретаря каймакама. За полбутылки ракы он наговорит вам четыре бутыли новостей. Оказывается, министерство внутренних дел прислало запрос каймакаму по поводу жалобы, которую состряпал скотина Хаджи Якуб...
Ахмед залпом осушил свой бокал. Значит, дело зашло так далеко?
— Ну?
— Господин каймакам дал превосходный ответ. Мне даже удалось выудить у секретаря копию, читайте сами.
Лесовод, радуясь предлогу, выпил за здоровье каймакама стакан ракы и схватил бумагу, которую Назми протянул Ахмеду.
— Слушайте: «В высшее губернское управление. В ответ на ваш срочный запрос от такого-то числа за номером таким-то... В связи с запросом министерства внутренних дел по поводу сделанного заявления было произведено расследование, в результате которого выяснилось, что достойный и добродетельный молодой человек, по имени Ахмед, являющийся помощником судьи нашего уезда, держит себя с народом всегда вежливо и обходительно, а если он и поощряет строительство электростанции в центре нашего уезда, то никого не притесняет, и к нам по этому поводу никаких жалоб не поступало. Таким образом, я свидетельствую, что вышеупомянутое заявление не соответствует действительному положению вещей. С уважением каймакам Мазылыка».