Выбрать главу

Герой повести, крупный анкарский чиновник Омер ударяет по лицу своего начальника. Затем он садится в самолет и улетает в Стамбул, чтобы здесь покончить с собой. Вначале Омер сам не понимает, почему ударил начальника, почему едет в Стамбул и даже почему решил застрелиться. Просто смерть представляется ему единственно возможным выходом, избавлением от всех привычек и обязанностей потерявшей для него всякий смысл жизни.

Лишь постепенно Омер осознает, что его поступок был стихийным бунтом всего человеческого, что еще в нем оставалось, против той государственной машины, которая автоматически штампует людей по заданному образцу.

В некоторых своих прежних произведениях Орхан Ханчерлиоглу любил щегольнуть тонкостью и разнообразием форм психологического анализа. В «Седьмом дне» он уже не демонстрирует свое умение вывернуть наизнанку человеческую душу, а экономно и органично использует свой дар психологического проникновения для решения стоящей перед ним художественной задачи. И читатель не удивляется наблюдательности автора, а с неослабным интересом и полным доверием следит за тон внутренней борьбой, которая идет в душе героя, за борьбой Омера-человека с Омером-сановником.

Омер перебирает в памяти всю свою жизнь и видит, что в ней не было ни цели, ни счастья. В мире нет ни души, которую бы он любил, как нет и человека, который понимал бы его, которому он был бы нужен. Даже для собственных детей отцовский авторитет Омера зиждился не на духовной близости и доверии, а на холодной надменности.

Ну, а что могло ждать его в будущем, если бы он даже стал министром? Разве тогда ему не пришлось бы по-прежнему быть всегда осторожным, трусливым и ограниченным, подавлять свои желания и естественные чувства, подчиняться правилам и распорядку осточертевшей ему жизни?

Запутавшийся, духовно опустошенный, Омер пытается найти свое место среди людей, занятых тяжелым физическим трудом. Но герой повести слишком чужд рабочей среде, слишком сильны в нем иллюзии независимости, которой, по его мнению, обладают всякого рода мелкие хозяйчики.

Орхану Ханчерлиоглу пока не удалось подняться выше представлений своего героя. Ему тоже кажется, что в среде лавочников люди живут для людей. Деревянное колесо водяной мельницы ближе его сердцу, чем холодные шестерни государственной машины и голый цифровой расчет большого бизнеса. Но стремительный поток современной жизни прорывает все патриархальные запруды, рушатся иллюзии независимости, мелкие хозяйчики лишаются своей мельницы и волей-неволей оказываются в городах без людей или находят людей там, где их на миг увидел герой повести «Седьмой день».

Будем надеяться, что здоровый, реалистический в своей основе талант Орхана Ханчерлиоглу окажется тем компасом, который окончательно выведет писателя из круга индивидуалистических представлений, господствующих в мире, где он вырос и живет, и приведет его в конце концов туда, где люди действительно живут, трудятся и борются для людей.

Р. Фиш

Рассказы

Город без людей

Перевод М. Малышева

Я так люблю этот город... до слез... Как хотел я, чтобы он был только моим, чтобы никого больше не было на его улицах и в парках, в магазинах и трамваях.

Засунув руки в карманы, я снова и снова брожу один по мокрым тротуарам. И хочу, чтобы в одно и то же время сияло солнце и моросил дождь и лицо мое ласкала городская прохлада.

И пусть снующие вокруг автомобили и трамваи будут совершенно пустые. Возможно, мне захочется даже сесть в один из них. Я прыгаю на подножку. В трамвае никого. Войдя в вагон, я спокойно устраиваюсь на переднем сиденье.

Когда мне надоедает ездить, я быстро соскакиваю и захожу в какой-то большой магазин. И здесь людей нет. Как хорошо, а то бы они мне мешали. Не вынимая рук из карманов, часами рассматриваю вещи. Но меня уже тянет в парк, в огромный парк, что раскинулся на берегу моря.

Я вытягиваюсь на зеленом газоне и засыпаю... В парке тоже никого: я один. Значит, и впрямь этот город мой... Да, сомнений уже нет. Город — мой...

Вот так я мечтал, лежа на кровати, и неожиданно заснул. Рано утром я встал и вышел на улицу.

За день до этого я покинул учреждение, где служил, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Я остался без работы. Шли последние дни месяца. В карманах, кроме грязного носового платка да моих рук, была лишь одна-единственная бумажка в две с половиной лиры.

Я направился прямо к своему другу — чиновнику муниципалитета. Ведь у друга доброе сердце, он так меня любит... Я обнял его и рассказал о своих злоключениях. Этому человеку еще не было тридцати трех, но волосы у него уже поредели и на висках пробивалась седина. После долгих раздумий он сказал: