— Ханым-эфенди готова, не так ли?
— Не знаю. Они были в салоне. Возможно, уже собрались.
Элени прошла вперед, распахнула дверь в гостиную. Ханым-эфенди читала книгу, сидя в просторном бержере. В большой хрустальной вазе красовался букет ярких весенних цветов.
— Ах, милая, я так зачиталась...
Рана ханым-эфенди улыбнулась широкой улыбкой, в которой было скрыто недовольство.
— Ты ведь знаешь, если мы опоздаем на десять минут, Марсель уступит нашу очередь другим.
— Milles pardons[71]... Который час?
— В нашем распоряжении двадцать пять минут.
— В таком случае я сейчас буду готова. Мои волосы так нуждаются в услугах ножниц Марселя!
— Поторопись!
— Успеем, не беспокойся. Возьмем авто.
Молодая женщина прошла в свой будуар, небрежно распахнув настежь дверь, уверенная в том, что обстановка их дома роскошна.
Рана ханым-эфенди опустилась в кресло, вынула из портсигара сигарету «Сипахи-оджагы», закурила.
— Что ты читаешь?
— Ах, не спрашивай... Это «Twenty four hours»[72] Бромфельда. Помнишь, мы видели этой зимой фильм? Играл Грегори Пек...
— Обожаю этого парня.
— Ты права, очень милый мальчик.
— Когда кончишь, дай и мне почитать. Можно?
— Конечно... Я хочу, чтобы ты обязательно прочла. Там есть интересные типы... Гектор Чемпьин, Джим Тавнер...
— Какое совпадение! Я тоже на днях читала роман Бромфельда.
— Какой же?
— «The man who bad everything»[73].
— Ax, я прочла его прошлым летом. Поистине шедевр!
Рана ханым-эфенди вытянула ноги. Взгляд ее лениво скользнул по огромной репродукции с картины Труайона «Bœufs se rendant au labour»[74]. Она поднесла к ярко-красным губам сигарету, глубоко затянулась и принялась пускать голубые кольца.
— Ты слышала, супруги Джунейт едут в Париж.
— Да? Как чудесно! Бедняжка Мюжгян ничего не видела. Пусть хоть немного посмотрит свет.
— Ее муж — скверное существо, дорогая. Я не говорю про Европу... Он перестал приводить ее даже в клуб «Мода»[75].
— Ах, он мне так не нравится!
— Ты права, милая. Действительно отвратительный тип.
— Не понимаю, как можно выходить замуж за человека, который не в состоянии организовать даже простого путешествия в Европу.
— Вот именно.
— Мюжгян-ханым не знает языка. Интересно, как она будет изъясняться в Париже...
— Чудачка, наняла какую-то мадемуазель и вот уже неделю лихорадочно изучает французский. Что скажешь на это?
— Ха-ха-ха! Как раз по ее уму!
— А вы когда едете?
— Через месяц... Сначала в Лондон, оттуда в Париж и, возможно, в Рим.
Рана ханым-эфенди выпустила к потолку дюжину голубых колец.
Элени на кухне прикидывала, в котором часу бей-эфенди вернется из французского консульства и придет к ней.
«Хоть бы не очень поздно. Вчера опять не дал выспаться...»
Из кухонного окна хорошо было видно улицу.
Если ханым-эфенди выходила из дому, то уже не появлялась целый день. Сегодня от парикмахера она поедет куда-нибудь пить чай, оттуда — прямо на вечер во французское консульство. Встречаться с мужем в чужих домах стало ее обычаем.
У Элени было достаточно времени, чтобы отдохнуть и подготовить себя к бурной ночи.
Она открыла окно. Как ярко светит солнце! По тротуару брели уличные торговцы.
Внимание Мехмеда. сидевшего на корточках в тени забора, привлекли две женщины, которые, покачивая бедрами, спускались по лестнице дома на противоположной стороне улицы. Одна из них сделала знак рукой шоферу такси, стоящему неподалеку. Машина проворно развернулась и подкатила к тротуару. Дамы скрылись в авто, оставив на улице запах весны.
Продавец бубликов поставил на землю лоток, перевел дух и пробормотал:
— Да, не ходят пешком эти женщины...
Мехмед поднял на него глаза, улыбнулся.
— А почему не ходят?
— Откуда я знаю? Не ходят, и все.
Продавец бубликов вскинул на голову лоток и быстро зашагал к пустырю в конце улицы, где ватага ребятишек собралась поиграть в футбол.
Солнце палило нещадно.
Мехмед, разморенный зноем, привалился к корзине с бобами, вытянул ноги. Торговать не хотелось. Охваченный истомой, он усталым взором разглядывал прохожих.
Мимо прошел мужчина с портфелем, присматриваясь к номерам домов, громоздящихся по обе стороны улицы.
Издали, с пустыря, долетели возгласы ребят, гоняющих мяч.
Открылась застекленная дверь. По мраморной лестнице не спеша спустилась служанка. Взглянув на Мехмеда, она направилась к мясной лавке на углу.
74
Известная картина французского художника Труайона (1813—1865) «Быки, идущие на работу».