«Эй, Минерва[77], прости меня за то, что я проиграл в этой битве!»
— Если хочешь, я могу спеть тебе, — сказала женщина.
— Вот как?
— Хочешь?
Ахмед вздохнул.
— Хорошо, спой... — «Делать нечего, придется слушать».
— Что же тебе спеть? Может, эту: «Ах, кто еще на свете так вздыхает?» ...Или вот эту: «И ты научилась от Лейлы коварству?» ...Или, может, мою любимую: «Мы пришли сюда из Каламыша насладиться сладостным покоем...»?
— Какую хочешь...
Женщина затянула самозабвенно:
Ахмед слушал.
«Пришли — и хорошо. Но как безобразна ваша музыка!» Насладиться сладостным покоем...
«Не сомневаюсь в ваших добрых намерениях, но полюбить вас не могу».
«И унести мой покой».
Звуки песни задохнулись в горле женщины. Ахмед понял — есть только одно средство заставить ее замолчать: закрыть своими губами ее рот.
«Как странно! — подумал он. — Если мы соединим две спины, два затылка, две ступни — ничего не получится. Но стоит нам соединить два рта, как возникает божественное ощущение! Именно в этом заключается вся тайна жизни. В этот миг где-то идут дожди, падают листья, цветы наливаются бутонами, люди рождаются и люди, люди, люди умирают... Я вижу их так же ясно, как тебя, моя дорогая. Одни — на соломенных матрасах, другие — под атласными одеялами, третьи — прямо на земле. Ты о них ничего не знаешь. Знаю я. Но что толку? В огромной жизни есть только одно мгновение, когда мы можем соединить наши миры. И оно вот-вот настанет...»
По ковру протянулись желтые солнечные полосы.
В этот момент кошке Сарман удалось стащить из шкафа на кухне отбивную котлету с косточкой. Из окна ванной она спрыгнула на балкон первого этажа, оттуда — на тротуар. Спасаясь от кошек, которые, почуяв запах мяса, кинулись за ней следом, Сарман помчалась по улице, затем стремглав выскочила на трамвайное полотно. На миг страшный грохот оглушил ее. Сарман замерла.
— Брысь!..
Мустафенди, смертельно ненавидевший всех кошек на свете, поднялся в трамвай. Опустившись на свободную скамью, выглянул в окно, желая посмотреть, сидит ли у трамвая кошка, на которую он только что крикнул.
— Проклятая воровка! — заворчал он. — Обокрала кого-то, оставила беднягу без обеда!
Сразу было видно, что Мустафенди честный, порядочный человек.
«Чудесный денек! — восторгался он. — В Таксиме сойду и не спеша пройдусь до тоннеля. Ведь у меня нет иных забот, как только радовать свое сердце».
На остановке Сюрпагоп в трамвай вошла пожилая женщина. Мустафенди тотчас поднялся, уступая ей место.
Женщина признательно улыбнулась:
— Не беспокойтесь...
— Прошу вас...
— Большое спасибо...
— Помилуйте!
Вот и Таксим. Но Мустафенди не сошел с трамвая, испугавшись, что пожилая женщина подумает: «Должен был сходить, потому и уступил место». Проехал до Агаджами.
Солнце ласкало мостовые Бейоглу.
Мустафенди двинулся к Галатасараю, изредка останавливаясь перед витринами больших магазинов. Глаза его искрились счастьем: впереди целый день! Он с любовью смотрел на трамваи, автомобили, людей. Ах, как это прекрасно — жить!
Увидев за витриной «Дегюстасьона» мужчину, пьющего пиво, он ощутил в горле легкую прохладу. Мустафенди всю жизнь мечтал выпить холодного пива в жаркий июньский полдень. Однако ни время, ни кошелек не давали ему возможности осуществить эту мечту. Он был мелким чиновником с небольшим жалованьем. Тридцать лет жил Мустафенди честной трудовой жизнью, с девяти утра до пяти вечера перебирая запачканными в чернилах пальцами кипы бумаг.
Как быстро промелькнули годы! Когда он впервые сел за стол, за которым прошла вся его жизнь, ему не было и двадцати лет. Потом женитьба, ребенок... Ему и в голову не приходило, что наступит день, когда он уйдет в отставку, получит премию в две тысячи лир и станет обладателем двадцати четырех часов, которыми — до минуты, до секунды — будет распоряжаться так, как захочет.
Сердце наполнилось радостью. Мустафенди остановился на углу «Депостасьона», свернул в пассаж «Христаки», купил в дверях у торговца фруктами двести граммов соленого миндаля. Мужчины, сидя на бочках, пили пиво. Он взглянул на них с нежностью, как смотрят на старых, закадычных друзей.
У цветочных киосков молодые женщины выбирали гвоздику. Официант нес одному из клиентов тарелку с аппетитно пахнущим куском жареного мяса. Торговец пятновыводителем, стараясь привлечь внимание прохожих, показывал фокусы: лира Турецкой республики, завернутая в белый платок, каким-то образом бесследно исчезала. К Мустафенди подбежала маленькая бедно одетая девочка с букетом цветов и продела в его петлицу гвоздику.