Может быть, оставить какую-нибудь записку? Но какое она может иметь значение? И все-таки ему очень не хотелось, чтобы его считали каким-нибудь преступником и пятнали его имя. Да, он оставит такую записку.
Омер положил револьвер на стол и открыл дверь.
За дверью, словно чего-то ожидая, стояла тетушка Кираз.
— Ты чего здесь? — удивился Омер, чуть не столкнувшись с ней.
Старая женщина пристально посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
— Да вот, ожидала... Думала, может, тебе что-нибудь понадобится...
— Бумага и карандаш есть у тебя?
— Есть...
Однако она не двигалась с места и продолжала неподвижно стоять, глядя на него.
— Послушай-ка, сынок... — начала она после некоторого молчания. — Только не обижайся. Ты мне что-то с первого взгляда не понравился. Но и треснутая чашка хороша, пока не разбита... По правде говоря, если бы не этот помешанный Неджми, я ни за что не впустила бы тебя к себе... Я же вижу, что любовница, которая якобы должна прийти и прочее, — это только предлог, а на самом деле ты пришел сюда с каким-то дурным намерением. И вот что я тебе скажу, сынок: если ты в самом деле надумал сделать какую-то глупость, то делай ее где-нибудь в другом месте, а у себя в доме я этого не допущу...
Омер был поражен. Он искал и не находил ответа. И хотя в течение этих трех дней он считал себя достаточно сильным, чтобы не склонять голову перед окружающим миром, перед самой смертью и жизнью, но сейчас перед этой старой женщиной он понял вдруг все свое ничтожество. И это не только не раздражало, наоборот, успокоило его.
— Я очень несчастен, тетушка... — подавленно признался Омер.
— И так уж безнадежно?
— Не знаю, право... Не знаю...
— Если ты меня спросишь, сынок, то я тебе скажу, что нет совсем безнадежного горя, кроме смерти. Чего только мне не пришлось пережить... Думаешь, от хорошей жизни я занялась этим сводническим ремеслом? У каждого раба своя судьба в этом мире. Закрывая перед тобой одну дверь, господь-бог всегда открывает тут же другую... И в один прекрасный день замечаешь, как все то, что ты считал горестями, внезапно исчезает. А иначе разве можно было бы вынести такую жизнь?
Рассуждая таким образом, тетушка Кираз вошла в его комнату и, не дожидаясь приглашения, взяла стул и непринужденно уселась.
Омер вдруг разрыдался, как ребенок.
— Я так одинок... Так одинок...
— Эх, а у нас, ты думаешь, мамочка и папочка есть, что ли? В этом мире всяк по-своему одинок... И даже мать с отцом, у которых куча детей, и те одиноки. Как рождается человек одиноким, так и тянет одиноко свою лямку до самой смерти.
— А стоит ли?
— Что же ты можешь поделать? Если приход на этот свет от тебя не зависит, как же ты хочешь, чтобы уход из него был в твоей власти?.. Нет, брат! Заслуга не в том, чтобы умереть, а в том, чтобы жить.
Омер глубоко вздохнул. Ему самому казалось странным, что вместо того, чтобы отмахнуться от всех этих банальных истин, он с удовольствием выслушивает их. Если бы несколько дней назад, сидя в кресле начальника управления, ему пришлось бы слушать эти слова, его, наверное, стошнило бы. Неужели человек может так измениться за столь короткий срок?.. Превозмогая себя, Омер постарался улыбнуться.
— Ты права, тетушка Кираз...
Внезапно его осенила совсем новая мысль.
— Ты могла бы мне оказать услугу? — поспешно спросил он.
— Какую?
— Я дам тебе сейчас письмо. Ты отвези его в одно место, в районе Сиркеджи. Возьми такси, получишь ответ и с этой же машиной вернешься. Сделаешь?
— Хорошо, сделаю.
— Тогда быстро принеси-ка мне бумагу и карандаш.
Старуха не трогалась с места. Она многозначительно посмотрела сначала на Омера, потом внимательным взглядом обвела разбросанные по комнате вещи.
— Ты чего так смотришь? — не выдержав, грубо спросил Омер.
— Сначала дай-ка мне эту штуку...
Тетушка Кираз показала рукой на угол стола. Там лежал только что брошенный им револьвер.
— Ладно... Но мне бы хотелось, чтобы ты мне верила... Я честно и терпеливо буду тебя ждать, пока ты привезешь мне ответ...
Старуха поднялась, подошла к столу и решительно взяла револьвер.
— Так будет лучше, — проворчала она. — У меня на душе должно быть спокойно, чтобы я могла сделать то, что ты просишь... А револьвер я спрячу. Пока ты в этом доме, он тебе в руки больше не попадет...
Омер не произнес ни слова. Он неподвижно стоял посреди комнаты и смотрел вслед удалявшейся старухе.
На бумаге, которую принесла ему тетушка Кираз, дрожащей рукой он написал только одну строчку: «Я не хочу умереть, не повидав тебя».