— Ни в коем случае! — разозлился перевозчик. — Я ее не пущу.
— Не надо пускать, — сказала Ирия. — Вы только скажите, куда нам идти, мы сами.
— В лесу самим нельзя, — сказала девушка, — в лесу помереть можно.
— А ты за нас не беспокойся, — сказал Пашка. — Справимся. У нас бластеры.
— В лес нельзя, — сказал перевозчик. — В лесу смерть ходит. Где Ручеек? Нет Ручейка!
— Он придет, — сказала девушка.
— Когда придет? Ты все говоришь, а он не идет.
— Когда надо будет, тогда и придет.
— Сейчас надо.
— Сейчас рано.
— Порченая ты, помниками порченная! — закричал перевозчик, глаза его побелели, он стал водить руками по траве, словно искал свой топор.
— Я вас проведу, — сказала девушка. — Я вас до беспамятной ямы проведу, до каменной дороги.
— Никуда ты, Речка, не пойдешь, — повторил перевозчик.
— Только не сейчас, — сказала девушка. — Когда все проплывут, тогда и пойдем.
— Кто проплывет? — спросил Пашка.
— Я думаю, два остались, — сказала девушка, — но кто знает? Может, еще кого позвали.
Алиса кивнула, будто поняла.
— Должны вот-вот появиться, — продолжала девушка. — Только вам тогда по берегу лучше не гулять. Вдруг стрельнут?
Перевозчик насторожился. У него был отменный слух.
— Едут, — сказал он.
Девушка выглянула из-за угла хижины. Пашка хотел бежать на берег, но перевозчик остановил его:
— Куда собрался? Ты же одет по-чужому. Они тебя мигом схватят. А меня задушат.
Из-за хижины Алиса увидела, что по реке плывет новый корабль. Больше всего он был похож на огромное долбленое красное корыто, посреди которого торчала толстая мачта с парусом. На парусе был грубо нарисован павлин. На корме стоял шатер из синих и желтых полос ткани.
— Сам, — сказал печально перевозчик. — Сам поклон Таракан.
Тут «корыто» начало поворачивать к берегу. Матросы убирали парус, рулевые повисли на рулевом весле, заставляя неповоротливое судно двигаться куда надо.
На корме перед шатром можно было разглядеть человека в полосатой, цвета шатра, одежде. Он махал руками, суетился, грозил кулачком матросам.
— Прятаться надо, — сказала Речка. — Ты чего, отец, молчишь?
— Идите, — согласился перевозчик. — А я дань заплачу!
Девушка вывела путешественников из-за хижины, и, пригибаясь, чтобы их не увидели из «корыта», они побежали к кустам. Там они и затаились.
И вовремя. Еще через три минуты «корыто» приблизилось к берегу и ткнулось носом в песок. Матросы, голые, если не считать коротких полосатых юбочек, сбросили с борта мостики, и по ним быстро сбежал невысокого роста горбун, что командовал «корытом». За ним спустились стражники в полосатых, синих с желтым, таких же, как у господина, костюмах с копьями в руках.
Вся эта компания остановилась на берегу, и один из стражников закричал:
— Синий Нос! Синий Нос, предстань пред грозные очи!
Перевозчик мелкими шажками подбежал к горбуну, упал на колени и принялся биться головой о песок.
— О славный, грозный Таракан! — кричал он. — О великое хвостатое крылатое существо, поклон ты наш!
— Почему его зовут тараканом? — спросила Алиса шепотом у Речки.
— Потому что это его герб, — ответила девушка. — Видишь, на парусе нарисован?
— Но это же павлин, — сказала Алиса.
— Таракан не такой, — вмешался Пашка. — Он маленький, черный или рыжий, он с усами, он бегает. Он — насекомое!
— Я-то знаю, — загадочно ответила девушка, — а другие не знают.
Между тем перевозчик по знаку поклона Таракана протянул ему мешочек. Горбун вытряхнул из него на ладонь несколько монеток.
— Мало, — сказал он.
— Знаю, что мало, поклон Таракан, — печально ответил перевозчик. — Да никто не платит. Времена такие, что никто не платит.
— Врешь! — закричал Таракан высоким голосом. — Все таишь! Поклоном норовишь стать! Сапоги тебе целовать будут?
По знаку горбуна стражники вытащили из-за поясов плети и принялись стегать рыжего перевозчика, который валялся в ногах у горбуна и клялся, клялся, клялся, что ни монетки не спрятал, что с голоду опух, дочку не может замуж выдать, потому что нечего за ней дать.
— Чего же мы ждем! — возмущенно прошептал Пашка. — Можно, я их проучу?
— Не смей! — испугалась Речка. — Ты все погубишь. Так надо, чтобы бить. Так всегда делают. Иначе рабы слушаться не будут.
— Ты мне и без того уже столько монет недодал, сколько дней в году, — сказал горбун. — Как расплачиваться будешь?