— Нет, что ты, я люблю тебя и не отдам никому.
— Пап, — зашагала вперёд дама, приговаривая, — лучше пошли отсюда, а то сейчас набегут хозяева этого пса.
Мужчина ускорился так же поспешив покинуть рынок. Он видел, как за ними уже идут люди в багряных одеждах и понял, что их хотят схватить. Благо в такой глуши нет уличных камер, и они смогут уйти незамеченными, нельзя будет их отследить, или изложить их лица на бумагу. А свидетели, коих сотни? Вряд ли оно с сочувствием отнесутся к прислужникам «агента», но найдутся и те, кто расскажет о них за монету, но таких ещё найти нужно.
Отец с дочкой вышли за пределы рынка и попали в то, что должно получиться пригородом, но вместо этого лишь выцветшие палатки с платками, на пару с разрушенными домами, которые наспех сделали жильём. А чуть дальше большое расчищенное и залитое бетоном, который практически полностью сдуло временем, поле, на котором не так много грузовиков, легковых машин и мотоциклов. Карлос с Сериль выбежали на стоянку, с которой открывая «прекрасный» вид на то, чем стал полуостров. Впереди, где начинаются Пиренеи, где огромный хребет, с золотистой высоченной пирамидой, выступающей из горы Менте-Пердидо, простирается один-единственный пейзаж — выжженные красно-жёлтые холмы с сухой травой. На горных шапках ещё лежит снег, но некогда живые, насыщенные зеленью, склоны гор теперь обнажены серыми видами голых скал. Всё вокруг напоминает о далёкой планете, которой дали имя ромейского бога войны, и лишь сухая, пожелтевшая трава под мертвенно-оранжевым небом напоминает о том, что это все ещё земле.
«Вот что делают войны с землёй» — подумал про себя Карлос, подбегая к своей машине — исцарапанное, помятое чуть приплюснутое авто, потерявшее цвет всех красок, что были ранее. — «Разве это хорошо? Разве этого стоит национальная гордость мелких стран, отвоёванная в страшной войне друг между другом? Разве ценой жизни целого полуострова можно было удовлетворить желания свободы каталонцев, галисийцев, кантабрийцев и многих прочих?» — всё продолжает себе задавать массу вопросом отец, но ответов не находит, ибо все они потеряны в пучине истории.
Сев в машину, и услышав, как его дочь подсела сзади, он вставил ключи и повернул их. Двигатель тяжело затарахтел, и весь салон затрясло от его работы, стряхнув даже песчинки со стекла.
— Ох, с первого раза завелась! — радостно воскликнула Сериль, доставшая пистолет на случай, если их остановят в пути местные налётчики или мародёры.
Спустя полчаса. Град.
«Тот святой град, земля освящённая, имя которой град небес-на-земле, где обитают духи святые и посланник Его и Их на земле» — каждый раз повторяет в разуме Карлос, подъезжая к тому месту, что он называет домом. Он, проехав по опустошённым холмам, нагорьям и возвышениям, покрытыми лишь пожухшей жёлтой травой, которая говорит, что это всё ещё планета Земля, а не Марс, по выезженным дорогам приехал в столицу Пиренейской Теократии — страны, что сложилась практически в сердце пиренейских гор.
Огромное поселение, целый город, растянулся от горы Монте-Пердидо, из вершины которой пробивается высоченная, устремлённая сотнями метров пирамида, до самого старого селения Чисагуэс, о котором напоминает только одноимённый квартал, покоясь в тени малого хребта, подле которого с менее крутого склона раньше лежал природный парк Ордеса-и-Монте-Пердидо.
Громадная и широчайшая дорога, умащённая начищенным золотым камнем, проходит сквозь весь город, начиная от трущобных пригородов и заканчивая ограждённой священной земли возле горы с пирамидой, став главной транспортной артерией Града. Её камни настолько начищены и покрыты позолотой, что кажется, будто это золотая дорога, ведущая действительно в просвещённое место.
Машина Карлоса, громко тарахтя двигателем и возвещая о приближении авто, въехала на территорию центральных районов, стуча колёсами о камни. Помимо него тут у многих есть транспорт, но он выглядит настолько убого, что складывается впечатление, будто его собрали на коленке у ближайшей помойки. Помятые борта, колёса с бесконечными заплатками, без бамперов и с решётками вместо стекла, а фары тут вообще непозволительная роскошь.
Каждый квартал практически неотличим от другого, кроме двух — вершины малого горного хребта, которые устроены над городом на высоте больше двух километров, это дома для тех, кто смог отличиться в теократическом обществе — наёмники и торговцы, мошенники и фокусники, которые накопили достаточно денег, чтобы подняться не только на горные вершины и социальные. Роскошные палаты и квартиры, выбитые прямо в горной породе, стали пристанищем для самых влиятельных и богатых, которые сверху правят остальными. И ещё один квартал — расчищенное место перед пирамидой, где живут слуги Прихода.