Выбрать главу

— Когда-нибудь. Не хочу, чтобы она чувствовала себя скованной обязательствами.

— Ни в коем случае.

— Галладон, друг мой. — Раодена ни капли не смутили нападки дьюла. — Что бы сказали люди твоего народа, если бы узнали, как ты далек от романтики?

Дюладен заслуженно славился громкими скандальными связями и страстью к запретной трагической любви.

В ответ Галладон лишь фыркнул, ясно показывая, что он думает о романтических наклонностях дьюлов. Затем повернулся и зорко оглядел Каи.

— Зачем мы сюда забрались, сюл?

— Не знаю. Это ты притащил меня на стену.

— Да, но лестницу искал ты.

Раоден кивнул. Ему вспомнилась оборвавшаяся в самом начале попытка найти путь наверх. «Неужели с тех пор прошло целых три дня?» — удивился принц. Он не заметил, как они промелькнули, — возможно, он действительно проводил слишком много времени с Сарин. Но он не чувствовал ни капли вины.

— Вон там. — Галладон указал вниз, на Каи.

— Что?

— Я вижу флаг наших беглых гвардейцев.

Принц с трудом различил красный всполох, похожий на вымпел.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Раоден прищурился и сумел разглядеть дом, около которого развевался флаг.

— Это особняк Телри. Что делает у него в гостях элантрийская гвардия?

— Может, он под арестом?

— Вряд ли. Гвардия не занимается охраной порядка в Каи.

— Тогда почему они ушли со стен?

Раоден покачал головой.

— Точно не знаю. Могу только сказать — что-то здесь нечисто.

Они спускались молча, глубоко погруженные в размышления.

Имелся только один способ выяснить, что происходит с гвардейцами. Сарин была единственным новичком, который попал в город после их исчезновения; только она могла рассказать, что творится в стране.

Но принцесса отказывалась говорить о внешнем мире. С ней что-то случилось, и воспоминания о происшедшем причиняли боль. Видя ее нежелание, Раоден не настаивал, — он не хотел настроить девушку против себя. По правде говоря, он наслаждался ее обществом. Язвительный юмор Сарин вызывал у него улыбку, отточенный ум интриговал, а независимый характер внушал надежду на будущее. Десять лет принцу приходилось иметь дело с женщинами, которые только и думали, как сидит на них платье (особенно его раздражало, что слабовольная мачеха задает тон подобной недалекой наивности), и он мечтал о той, кто не станет прятаться за чужие спины при первом намеке на неприятности. Как его давно умершая мать.

Тем не менее неуступчивость Сарин, которая так восхищала принца, сейчас мешала узнать, что происходит в мире. Ни ненавязчивые уговоры, ни хитрости пока не заставили принцессу раскрыть рта. К сожалению, Раоден не мог себе позволить и дальше считаться с ее чувствами. Его тревожило странное поведение гвардейцев — любая смена власти может оказаться для Элантриса губительной.

Друзья достигли подножия лестницы и направились к центру города. Прогулка получилась довольно длинной, но Раоден этого не заметил, размышляя об увиденном. Несмотря на падение Элантриса, последнее десятилетие прошло для Арелона мирно. На юге он граничил с дружественным Дюладелом, север охраняла теоданская армада, на востоке путь преграждали неприступные горы — с такой защитой даже ослабленная после реода страна могла чувствовать себя спокойно. Внутренние раздоры тоже обходились без крови, поскольку Йадон крепко держал войска в своих руках, вынуждая знать решать свои распри мирным путем.

Раоден знал, что затишье не продержится долго, хотя его отец не желал видеть угрожающей королевству опасности. Решению принца жениться на Сарин в огромной степени способствовал долгожданный шанс заключить договор с Теодом и получить частичный доступ к армаде. Арелонцы не умели сражаться, столетия элантрийского правления приучили их к спокойной жизни. Вирн должен быть идиотом, чтобы не напасть на них рано или поздно; ему необходимо только выбрать удачное время.

А внутренняя распря подарит вирну прекрасную возможность. Если гвардия решилась предать короля, гражданское противостояние снова принесет в Арелон хаос, а фьерденцы славились умением извлекать выгоды из подобных ситуаций. Принцу было совершенно необходимо узнать, что происходит по ту сторону стены.

В конце концов они с Галладоном добрались до места. Они направлялись не к Новому Элантрису, а к тому приземистому, невзрачному строению, что скрывало вход в святилище элантрийцев. Дьюл не высказал ни слова возражения, когда узнал, что Раоден показал Сарин библиотеку: он лишь кивнул, как будто не ожидал ничего иного.

Они привели в действие открывающий люк механизм и через несколько секунд оказались в библиотеке. Для сбережения масла на стенах горело меньше половины ламп, но принц сразу разглядел Сарин за одним из дальних столиков. Она склонялась над книгой в той же позе, как он ее оставил.

Отблески заиграли по лицу принцессы, и Раоден в который раз поразился ее красоте. Он давно привык к темным пятнами на коже элантрийцев и перестал их замечать. К тому же Сарин перенесла шаод поразительно хорошо. Обычно уже через несколько дней появлялись морщины, а кожа тускнела и пробретала грязно-серый оттенок. Но девушку эти беды обошли стороной, и ее лицо оставалось таким же гладким и свежим, как в первый день.

Еще она утверждала, что ее синяки и царапины не болят постоянно, как у остальных элантрийцев, хотя Раоден считал, что причина в том, что она не пробовала жизни за пределами Нового Элантриса. Многие из новичков не испытали на себе ужасов элантрийской боли; плодотворный труд и жизнерадостная атмосфера общины помогали забыться. Голод также не мучил принцессу — опять-таки ей повезло попасть в город в хорошие времена, когда на всех хватало еды для ежедневного обеда. Запасов хватит примерно на месяц, но Раоден не видел смысла их растягивать: голод причинял элантрийцам неудобства, но смертью не грозил.

Ему очень нравились глаза Сарин, как она с живым интересом разглядывала все вокруг. Она не просто смотрела, она изучала. А когда принцесса открывала рот, беседа с ней никогда не опускалась до бессмысленной болтовни. Больше всего в теоданской принцессе его привлекал острый ум.

При их приближении Сарин подняла голову и радостно заулыбалась.

— Дух! Ты ни за что не угадаешь, что я нашла!

— Ты права, — с легкой полуулыбкой признался принц. Он так и не придумал, как подойти к разговору о событиях в Каи. — Поэтому можешь сразу сказать мне.

Девушка подняла книгу и показала корешок — «Собрание государственных мифов, составленное Сеором». Раоден показал ей библиотеку в попытке насытить вызванный Эион Дор интерес, но, как только Сарин обнаружила целую полку книг о теории государства, изучение магии отошло на второй план. Частично сдвиг в интересах вызвало разочарование в Эйон Дор: принцесса не могла рисовать эйоны. Ее палец не оставлял в воздухе даже светящегося следа. Раоден зашел в тупик, выискивая причину, но потом Галладон рассказал, что даже до реода некоторые элантрийцы обучались Эйон Дор годами; стоило провести первую линию под чуть неверным углом, и ничего не получалось. Это как раз успех принца оказался из ряда вон выходящим.

Сарин подобное объяснение пришлось не по вкусу. Она принадлежала к типу людей, которые легко раздражаются и теряют интерес к делу, если им приходится учиться дольше, чем остальным. Она утверждала, что вычерчивает эйоны с предельной точностью, — и, по правде говоря, принц не находил в ее символах недостатков. Они просто не желали появляться, и никакой накал высочайшего негодования не влиял на подобную наглость.

Так что девушка обратилась к трудам по политике, хотя Раоден подозревал, что она все равно вскоре переметнулась бы к ним. Эйон Дор ее интересовала, но политика буквально завораживала. Когда бы он ни приходил в библиотеку поупражняться в начертании эйонов или почитать, Сарин выбирала себе огромный том какого-нибудь древнего историка, усаживалась в углу и не отрывалась от него.

— …Поразительно. Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так рьяно ополчился на фьерденскую демагогию и подтасовки.