Джьерн поспешил скрыть раздражение оттого, что Телри обратился к нему по имени, а не титулу; он пресечет подобное неуважение в более подходящее время. Он также удержался от замечания по поводу предполагаемой скуки слушателей во время своей речи.
— Дилаф — выдающийся юноша, — процедил верховный жрец. — У каждого спора есть две стороны: логическая и эмоциональная. Мы ведем нападение с обоих фронтов.
Телри кивнул.
— Итак, милорд, вы обдумали мое предложение?
Герцог замялся, но кивнул снова.
— Очень заманчиво, Хратен, очень. Не думаю, что кто-то из арелонцев сможет отказаться от подобного предложения, тем более я.
— Хорошо. Я напишу во Фьерден. Мы сможем приступить к выполнению соглашения в течение недели.
Родимое пятно Телри в полутьме зала казалось огромным синяком. Герцог кивнул в последний раз, подозвал взмахом многочисленных сопровождающих и покинул часовню, растворившись в вечерних сумерках. Хратен дождался, пока за ним захлопнется дверь, и подошел к Ди-лафу, все еще распростертому на скамье.
— Неожиданное выступление, артет. Тебе следовало обсудить его со мной.
— Я не собирался проповедовать, господин, — начал оправдываться жрец. — Желание говорить посетило меня внезапно. Я старался угодить вам, хроден.
— Несомненно, — недовольно отозвался Хратен.
Телри был прав — вклад Дилафа оказался незаменимым. Как бы верховному жрецу ни хотелось отчитать артета, он не мог. Он выкажет небрежение воле вирна, если не использует любое средство для обращения арелонцев, а Дилаф показал себя весьма полезным средством. Хратену придется дать ему слово и на следующих проповедях. Как так получилось, что арелонский артет снова не оставил ему выбора?
— Ладно, что сделано, то сделано, — сказал с нарочитой небрежностью верховный жрец. — Кажется, им понравилось; возможно, тебе придется снова выступить перед прихожанами. Но помни свое место, артет. Ты — мой одив и не должен ничего предпринимать без разрешения. Ясно?
— Безусловно, господин.
Хратен тихо захлопнул за собой дверь личных покоев. Дилафа при нем не было — он собирался сохранить превосходство над молодым жрецом, а поскольку тому никогда не подняться до значительного положения, незачем артету наблюдать то, на что имели право только джьерны и вирн.
Хратен уселся в кресло и начал подготовку. Только после получасовой медитации он почувствовал, что достаточно собрался с силами. Сделав размеренный вдох, жрец поднялся и подошел к высокому сундуку в углу. Его покрывали сложенные стопкой гобелены, глубокие складки не давали разглядеть вытканных сцен. Хратен благоговейно раздвинул ткань, потянулся к золотой цепочке на шее и висевшему на ней ключу. Им он открыл сундук, в котором оказался небольшой металлический ящик.
Ящик не превышал размерами четыре положенные друг на друга книги, но джьерну пришлось напрячься, вытаскивая его наружу. Его стенки были отлиты из крепчайшей стали, а спереди находилось небольшое колесо и несколько деликатных рычагов. Механизм придумал лучший кузнец Свордона, и только вирн с Хратеном знали, сколько поворотов и нажатий требуется для открытия ящика.
Верховный жрец покрутил колесо и повернул рычаги в последовательности, которую выучил наизусть после получения поста джьерна. Комбинацию никогда не записывали. Шу-Дерет могла оказаться в крайне неприятной ситуации, если кто-то, помимо внутреннего круга жрецов, проведает о том, что хранится в ящике.
Замок щелкнул, и твердой рукой Хратен поднял крышку. Небольшой светящийся шар терпеливо ожидал внутри.
— Что вам угодно, господин? — спросил сеон мягким женским голосом.
— Молчать! — рявкнул Хратен. — Ты знаешь, что тебе не дозволено говорить.
Шар покорно закачался в воздухе. Последний раз верховный жрец открывал ящик несколько месяцев назад, но сеон не выказывал признаков неповиновения. Эти создания — или чем они там считались — обладали невероятным послушанием.
Когда Хратен достиг высокой степени джьерна, пользование сеонами оказалось самым неприятным откровением. Его не удивило, что эти создания существуют — хотя многие на Востоке считали их существование вымыслом, жрец успел убедиться, что в мире есть много непонятного простым людям. Его до сих пор пробирала дрожь при воспоминании о годах, проведенных в Дахоре.
Нет, его поразило лишь то, что во славу империи Джаддета вирн готов опуститься до еретического волшебства. Вирн лично объяснил ему необходимость использования сеонов, но Хратену понадобились годы, чтобы смириться с мыслью об этом. В конце концов врожденная склонность к логике победила. Если порой становилось необходимым говорить на языке безбожников, то почему бы не воспользоваться оружием врага?
Конечно, только отличающиеся особым самообладанием и святостью могли пользоваться сеонами и не замарать себя. Джьерны прибегали к ним для связи с вирном из других стран, и только в крайних случаях. Возможность немедленной передачи сведений на огромные расстояния того стоила.
— Свяжись с вирном, — приказал Хратен.
Сеон беспрекословно подчинился. Он взлетел вверх и начал поиск сеона вирна, при котором неотрывно находился немой слуга, чьей священной обязанностью являлось присматривать за световым шаром.
Верховный жрец выжидательно рассматривал своего сеона. Тот терпеливо висел в воздухе, как всегда являя собой пример прилежания. Прочим джьернам и в голову не приходило сомневаться в верности своих слуг. Они уверяли, что в основу бытия сеонов заложена верность хозяевам, даже если те отвечают презрением.
Хратена подобные доводы не убеждали. Сеоны могли связаться со своими собратьями когда угодно, и им требовалось гораздо меньше сна, чем людям. Чем они занимаются, пока хозяева спят? Какие секреты обсуждают между собой? Когда-то практически вся знать Дюладела, Арелона, Теода и даже Джиндо держала при себе сеонов. Сколько государственных тайн поверялось в присутствии ненавязчиво парящих за плечом светящихся шаров?
Жрец покачал головой. Хорошо, что эти дни остались в прошлом. После реода сеоны вышли из моды из-за элантрийского происхождения, а поскольку они не могли размножаться без помощи магии, их численность постоянно уменьшалась. Когда Фьерден покорит Восток, никому больше не видать свободно летающих вокруг сеонов.
Его сеон заплескался, как вода в пруду, и преобразился в надменное, с породистыми квадратными чертами, лицо вирна.
— Я здесь, сын мой, — донесся голос правителя.
— Великий властитель, избранник Джаддета и император, правящий в лучах его славы. — Хратен склонил голову.
— Говори, одив.
— У меня есть предложение касательно одного из арелонских лордов, великий…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Вот так! — воскликнул Раоден. — Галладон, иди сюда!
Дьюл вопросительно приподнял брови, отложил книгу, не спеша поднялся и подошел к принцу.
— Что ты нашел, сюл?
Раоден указал на раскрытую книгу без обложки. Они сидели в бывшей церкви Корати, которая стала их штаб-квартирой. Галладон упрямо желал сохранить кабинет с книгами в секрете и настоял на том, чтобы перетащить нужные тома в часовню, лишь бы не пускать никого в свое прибежище.
— Сюл, я не понимаю ни слова, — запротестовал дьюл, заглянув в книгу. — Все написано эйонами.
— Поэтому я и насторожился.
— Ты можешь ее прочесть?
— Нет, — с улыбкой ответил Раоден. — Но у меня есть вот что. — Он потянулся и достал второй том без обложки, заляпанный элантрийской слизью. — Словарь эйонов.
Галладон подозрительно рассматривал первую книгу.
— Сюл, я не узнаю даже десятой доли эйонов на одной странице. Ты представляешь, сколько потребуется на перевод?
Принц пожал плечами.
— Все лучше, чем часами перелистывать книги в поисках разгадки. Если мне придется прочесть еще хоть слово о пейзажах Фьердена, меня стошнит.