Матильда гулко сглотнула, понимая уже, что предстоит далеко не простое дельце и очень, ну очень рискованное. А, главное, отказаться никак нельзя. Тут или пан или пропал, вернее пропала. Мать твою…
–Я могу ознакомиться с материалами, Илья Павлович ? – разом осипшим от волнения голосом поинтересовалась Матильда.
Кошелев тяжело вздохнул, убрал со стола тома «скользкого дела» из ОБЭП и выложил на стол весьма жидкую папочку с завязками, что означало, что дело пока только формируется и следствие явно в самом начале.
Матильда взяла папку, сняла свою сумку на соседний стул и потянула за завязки. Кошелев извинился и, сказав, что выйдет покурить, оставил её одну в своём кабинете, закрыв входную дверь на ключ. Матильду от звука поворачивающегося ключа прошиб холодный пот, и она уже с дрожью в руках раскрыла папку. Под рапортом лежали фотографии с места преступления и, от взгляда на первые два снимка, заслуженный юрист России забыла как дышать. Она всякое видела за годы своей адвокатской работы, особенно в лихие девяностые. Были и отпечатки утюгов, и следы паяльников в положенных местах, и последствия насилия различными предметами и многочисленные ножевые раны, разбитые головы, сожженные трупы. Но лохмотья оторванной от костей плоти, свисающие с двух девичьих тел, подвешенных за кисти рук к толстой ветке корявой старой берёзы, вызвали рвотный позыв, который Матильда еле подавила, сунув быстро в рот мятный леденец, который таскала от простуды и для подавления кашля. Дальше можно было не смотреть, Матильде всё стало ясно. Она встала и подошла к окну кабинета прокурора. Внизу стояла на парковке её любимая машинка, которую она купила пять лет назад на гонорарчик с примерно такой же секретности и подлости дела, где вместо проворовавшегося областного начальника присели на кругленькие срока два его подчинённых, а сам «колобок» укатился руководить и воровать дальше в соседнюю область, но обещал вернуться и ещё послужить Матильде и её покровителям, спасшим его задницу, верой и деньжатами из подвластной ему бюджетной кормушки.
– Ну что же,-подумала Матильда, дело препротивненькое, но от того и прибыльное, а потому надо определиться сколько запросить сверху тарифа гонораром, что бы ни себя, ни прокурора не обидеть. Она прикинула время, которое уйдёт на инструктаж следователя, дрессировку липовых свидетелей, по уже намеченной ею линии защиты прокурорского ублюдка-садиста, согласование деталей процесса в судах и, подойдя к столу прокурора, написала на двух бумажках две суммы своего гонорара и накладных расходов, пометив соответствующими начальными буквами. Гонорар был значительно скромнее, но Матильда знала, сколько прилипнет к её рукам из суммы неподотчётных и не проверяемых накладных расходов и мысленно улыбнулась, уверенная, что прокурор явно наблюдает за ней через установленную в кабинете камеру.
– Х.. с тобой, наблюдай сколько хочешь! Записанный наш разговор, вернее твой монолог, полежит и у меня гарантией твоего молчания, умник, – подумала Матильда и присела к столу. Буквально через минуту в кабинете появился и Кошелев, от которого совсем не пахло табаком от свежевыкуренной сигареты, и Матильда снова мысленно ухмыльнулась правильности своих выводов, но на её лице не отразилось и тени сарказма.
Кошелев быстрым шагом пересёк кабинет весьма внушительных размеров, как и всё в этом здании из ряда сталинских построек, плюхнулся в своё кресло и подтянул к себе бумажки с цифрами. Мельком взглянув на написанное Матильдой, он быстро скомкал обе, кинул в стоящую на столе пепельницу и поджёг весьма дорогостоящей зажигалкой. Матильда знала толк в мужских игрушках, тешащих самолюбие и демонстрирующих статус хозяина, ведь сама не раз и не два подносила нужным людям такие «пустячки», подбирая их тщательно под характер и запросы будущего обладателя, и практически сразу, и всё поняла про нового прокурора закрытого города. Они точно сработаются, и этот брутальный красавчик послужит ей не раз не только и не столько в благодарность за спасённую задницу сыночка-извращенца. Матильда неторопливо подняла на столик свою сумку-портфель, так же не торопясь завязала тесёмки на бумажной папочке с пока скудным набором доказательств по уголовному делу, положила её в портфель и, сдержанно попрощавшись, покинула прокуратуру.