— Нет, дорогой. Мне сегодня хорошо. Я сумею и сама что-нибудь приготовить, когда проголодаюсь.
Скай посмотрел на мать: похоже, она действительно хорошо себя чувствовала. Он снова сел за стол и взял ее руки в свои,
— Тебе точно хорошо? Мне и вправду кажется, что тебе стало намного лучше,
Мать кивнула.
— Не знаю почему, но я чувствую себя так, будто подхожу к концу длинного туннеля. А он был длинным, не так ли? Не знаю, что бы я без тебя делала.
Скай поскорее убежал, чтобы встретиться с Николасом в мест-ном спортзале; ему не хотелось оставаться и выслушивать благодарности матери. Если бы его жизнь была такой, как прежде, сейчас он чувствовал бы себя беззаботным. Мать выздоравливала, наступили теплые дни, а через несколько недель начнутся пасхальные каникулы. Но, став Стравагантом, он считал, что все усложняется. Он видел, как самый влиятельный человек в Талии чуть не умер от отравления, и Скай больше не был уверен, кому можно доверять.
Для Камилло Нуччи, самого старшего из молодого поколения в семье, было делом чести ненавидеть каждого ди Кимичи, а его заветнейшим желанием было отомстить за убийство своего дяди Донато, которое произошло еще до рождения Камилло. Его отец Маттео был пока самым богатым Нуччи, и по его заказу строился самый роскошный дворец на дальнем берегу реки, главным образом для того, чтобы досадить герцогу Ник-коло. И Палаццо ди Кимичи на Виа Ларга, и величественный Палаццо Дукале на главной городской площади были меньше, чем этот дворец Нуччи.
Род Нуччи был таким же старинным, как и род ди Кимичи. Семейство Нуччи было почти таким же богатым, как и семейство ди Кимичи. Но два клана находились в состоянии войны, и никто уже не помнил, когда она началась. Скорее всего, это произошло более двухсот лет назад, когда первый Альфонсо ди Кимичи и первый Донато Нуччи были друзьями. Молодые люди ухаживали за одной и той же молодой женщиной — прекрасной Семирамиде. Она была столь же надменна, сколь и красива, а оба поклонника были менее знатного происхождения, чем она сама.
Все происходило в то время, когда два семейства только начинали копить свое богатство: Нуччи получали прибыль от производства шерсти, а ди Кимичи — от изготовления духов. Молодые люди принесли подарки Семирамиде. Подарком Донато была шерстяная шаль, теплая и мягкая, но не очень элегантная. А подарком Альфонсо — хрустальный пузырек лилейного одеколона.
Тогда было лето, и тщеславная Семирамиде отложила шаль, но побрызгала запястья одеколоном. Альфонсо добился ее благосклонности. С тех пор на протяжении поколений, если один из Нуччи встречал кого-то из ди Кимичи на улице, первый держался за нос, а второй блеял, как овца. Звезда ди Кимичи засияла быстро: деньги, которые они заработали, продавая духи и лосьоны, принесли им такое богатство, что они вскоре открыли банки, где хранились деньги половины королевских домов Европы; банки начисляли большие проценты за свои займы.
Альфонсо умер, когда ему было за шестьдесят, а через восемнадцать месяцев его старший сын Фабрицио объявил себя герцогом Джилии. Богатство Нуччи также приумножилось дух обширные овцефермы обеспечивали им непрерывный приток капитала. Но они никак не могли сравняться с ди Кимичи, которые держались высокомерно, носили изысканную одежду и приобретали титулы так же легко, как другие покупали ботинки.
Нуччи могли бы собрать своих сторонников, чтобы сформировать нечто вроде оппозиции семейству ди Кимичи в Джилии. Но вместо этого они лишь грустно размышляли над своими недостатками и учили молодое поколение ненавидеть парфюмеров и банкиров.
Однако они все-таки занимали почти равное с ди Кимичи положение в обществе, поскольку были богаче любого другого талийского семейства, и поэтому казалось, что давняя неприязнь будет забыта, когда молодому Донато предложили посвататься к Элеаноре ди Кимичи. Но первоначальная вражда вспыхнула снова и война между двумя семействами стала в сто раз ожесточеннее после оскорбления, нанесенного Элеаноре, и убийства Донато.
Неудивительно, что Камилло не скрывал своей радости, узнав о том, что герцога пытались отравить. Ему рассказал об этом человек, который, сняв ливрею лакея ди Кимичи, прямо с Виа Ларга побежал в старый palazzo Нуччи.
— А ты задержался, чтобы посмотреть, заболел ли он?— с нажимом спросил Камилло.
— Да, — ответил он. — Я сам подал ему грибы, молодой князь их не ел — вы говорили, что именно так и будет. Потом, когда они доели главное блюдо и взялись за фрукты, герцог стал хвататься за желудок. Я подождал, пока его не начало тошнить, а потом подумал, что мне лучше удрать.
— Они начнут расследование с повара, я в этом не сомневаюсь, — сказал Камилло. — Не хотел бы я оказаться на его месте. — Он вручил своему наемнику кошелек, полный серебра со словами: — Хорошая работа. А теперь, я думаю, тебе следует несколько недель отдохнуть — возможно, в горах.
Камилло не был бы так счастлив, если бы увидел герцога Никколо через несколько часов сидящим в кровати в белоснежной ночной рубашке с блеском в глазах. Его тело и душа не по-страдали.
Вокруг герцога столпились сыновья, а дочь была готова помочь ему, если понадобится, но сцены на смертном одре не предвиделось — во всяком случае, не в этот раз.
— Что сказал повар? — спросил он Фабрицио.
— Он клялся, что грибы прибыли от его обычного поставщика и не вызывали никаких подозрений, когда он послал блюдо наверх.
— А ты пытал повара, чтобы убедиться в его честности?— произнес герцог с таким же спокойствием, будто хотел сказать: «Ты уверен, что дождь не идет?»
— Да, отец, — ответил Фабрицио. — Не лично, конечно, и немного. Было ясно, что он говорит правду. Он уже давно служит нашей семье.
— Любого можно купить, — возразил герцог. — Любого. Но я надеюсь, что ты прав. А как насчет лакея?
— После того как он подал блюдо, его никто не видел, — сообщил князь Карло. — Скорее всего, это он подсыпал яд. Мы разослали людей по городу, чтобы они искали его.
— И кого же они ищут? — съязвил герцог. — Мужчина. Это все, что мы можем о нем вспомнить, не так ли?
Карло молчал.
— Давайте не будем больше тратить времени на слугу,— примирительно произнес герцог. — Нам нужен хозяин. Я знаю, что у меня много врагов, но Страваганты здесь не виноваты. Они действуют более хитрыми методами. Мы должны искать истоки этой попытки покушения на мою жизнь в доме Нуччи, и нигде в другом месте, — он выглядел так, будто был готов выпрыгнуть из кровати и сам призвать преступника к ответу.
— Отдохни, отец, — сказала Беатриче, — Ты еще слаб, и тебе надо поспать, чтобы восстановить силы.
— Неужели нам не нужны доказательства, прежде чем как обвинять Нуччи? — спросил князь Гаэтано. — Мы же только предполагаем, что за этим стоят они.
— Тогда найди доказательства, — огрызнулся герцог. — Но пока, если у меня еще есть трое сыновей, преданных мне, я буду ждать, чтобы за это преступление отомстили.
Скай дождался момента, когда они с Николасом пошли принимать душ после урока фехтования, чтобы рассказать ему о герцоге. Только в это время он мог быть уверен, что поблизости не будет Джорджии. Она наверняка не одобрила бы, что он передал ее другу такую плохую новость.
— Хотели отравить? — спросил Николас, все еще стол под струей воды. — С ним все в порядке?
— Да, — ответил Скай. — Он выздоравливает. Брат Сульен дал ему противоядие.
— Но кто это сделал?
Скай пожал плечами:
— Никто не знает.
— Держу пари, что это были Нуччи, — сказал Николас, когда они вытирались в раздевалке. — Я не могу с этим смириться. Я должен отправиться туда.
— В Джилию? — с удивлением спросил Скай.
Николас вздохнул.
— Но я не могу, правда ведь? Мой талисман из Реморы и приведет меня в Город Звезд. Я мог бы поехать оттуда в Джилию на лошади, но это займет, по крайней мере, полдня, а мне надо будет вернуться в Ремору в тот же день, чтобы стравагировать назад сюда, — он расстроенно дергал себя за мокрые волосы;— А вернуться не так-то легко. Но я обязан. Меня сводит с ума мысль о том, что моя семья в опасности. А если кто-то попытается убить Гаэтано?