Джорджия молча плакала.
Джудитта встала.
— Не заставляйте ее, — строго сказала она. — Если Стравагант не хочет, он не принесет нам никакой пользы в часы опасности. Сульен, я думаю, что нам пора уйти.
Она забрала барашка, но Скай не думал, что она обиделась. Ему показалось, что она будет на стороне Джорджии, что бы ни случилось. Джудитта спросила, можно ли ей лечь на его кровать, чтобы стравагировать назад в Талию, и он отвел ее в свою комнату. Как только художница исчезнет, Сульен последует за ней. Когда Скай вернулся в кухню, он увидел, что Сульен намазывает ложкой мед на гренок и просит Джорджию съесть его.
— Ты вся дрожишь, дорогая, — сказал он. — Ты прошла через трудное испытание, и теперь тебе надо с шесть что-нибудь сладкое, чтобы восстановить силы.
— Вы слишком добры ко мне, — ответила Джорджия. Ее рот был набит крошками и липким медом. — Я знаю, что сорвала ваши планы. А барашек действительно был красивый. Но я просто не могу отказаться от лошадки.
— Тогда мы должны разработать новый план, — решил Сульен.
Пока Беатриче говорила о леденцах и миндале, покрытом серебром, герцог давал очень специфический заказ ювелиру из расположенных неподалеку мастерских. Корону великого князя Тускии следовало хранить в секрете, который нельзя было раскрывать под страхом смертной казни. Это должен быть серебряный круг с джилийской лилией впереди, к которой прикреплялся огромный овальный рубин, уже ставший собственностью Никколо. По всему кругу поднимались зубцы из серебра, на конце каждого второго из них была миниатюрная лилия, а вся корона усыпана драгоценными камнями, квадратными и круглыми.
Ювелир получил еще один заказ, даже более секретный: изготовить корону поменьше для великой княгини, копию той, которую будет носить господин и повелитель. Если ювелиру и было любопытно, для кого эта корона — ведь герцог был вдовцом, — Он с лишком дорожил своей жизнью, чтобы осмелиться заикнуться об этом. К тому же он будет теперь занят: герцог также заказал стоячий воротник из жемчуга и бриллиантов, подвеску для рукава в форме беллеццкой мандолы и два серебряных воротничка такого размера, «чтобы их можно было надеть на большую собаку».
— Это для какой-то определенной собаки, ваша светлость - рискнул задать вопрос ювелир. — Может быть, мне снять мерку?
— Они вообще не для собак, — надменно ответил Никколо. — Я заказал двух пятнистых кошек из Африки; эти воротнички для них.
— В самом деле все не так уж и плохо, — в сотый раз сказал Ник, но Джорджия была безутешна.
И Сульен, и Джудитта ушли. Скай напоил Джорджию сладким чаем, чтобы у нее прошло потрясение, но она, как и прежде, была в ужасном состоянии.
— Я действительно хочу отправиться с вами в Джилию, это одно из самых больших моих желаний, — говорила она. — Я просто не могу отказаться от возможности вернуться в Ремору и снова увидеть Паоло, Чезаре и их семью, и лошадей. Именно они не дали мне сойти с ума за все то время, пока Рассел меня преследовал.
Снова зазвонил звонок. Скай пошел открыть дверь.
— Если честно, то я тебя понимаю, — сказал Николас. — Я вовсе не хотел сделать тебе больно. Ты же знаешь, я бы никогда не стал расстраивать тебя.
Кто-то вошел вслед за Скаем в комнату. Это был человек, которого Скай меньше всего ожидал увидеть у порога своей квартиры.
— Привет, Джорджия, — произнес Лучано.
Глава 16
Создание карты города
Папа был раздражен. Он привык к тому, что его считали менее значительным лицом, чем его брат герцог; так было всю его жизнь. Но, в конце концов, он был Папой, и к тому же реморским князем, и он действительно считал, что с ним должны советоваться, особенно если дело касалось приготовлений к этим свадьбам, на которых он будет совершать богослужение. А сегодня его капеллан, его племянник Ринальдо, сообщил, что вскоре после того как в Реморском соборе в пасхальное воскресенье отслужат мессу, ему придется отправляться в Джилию, чтобы успеть туда на следующий день — на большой турнир.
По правде говоря, причина плохого настроения Фердинандо ди Кимичи заключалась прежде всего в том, что до Великого поста осталось четыре недели, а после Масленицы он ни разу не поел вволю. Он с нетерпением ждал обеда в пасхальное воскресенье. Папа был большим обжорой, и Великий пост являлся для него тяжелым испытанием.
— У меня будет ужасное несварение желудка, если я сяду в карету после обеда в пасхальное воскресенье, — пожаловался он.
— Но, Ваше Святейшество, — сказал Ринальдо, который хорошо знал о слабости своего дяди. — Вы бы огорчились, если бы пришлось пропустить какой-нибудь пир, организованный вашим братом герцогом. Он сам мне рассказывал о пышности и великолепии своих банкетов. Может быть, вы съедите легкий второй завтрак после мессы в воскресенье и тогда будете хорошо себя чувствовать в дороге! Я уверен, что герцог устроит вам роскошный прием, когда вы доберетесь до Джилии.
Папа успокоился.
— Расскажи мне о банкетах, — попросил он.
Джорджия была просто в истерике.
— Я знаю, почему ты пришел! — зашипела она на Лучано.— Они думают, что ты сможешь убедить меня поменять талисман. Держу пари, у тебя с собой этот барашек. Я знаю, что он красивый, но тем не менее не собираюсь его брать. Несправедливо, что меня об этом просят!
Но все это время она думала: «Пришел Лучано, мы так долго не виделись, а я вся красная и заплаканная, Мне надо выглядеть лучше».
— Я не собираюсь тебя ни о чем просить, — спокойно про-говорил Лучано. — Я пришел рассказать тебе, что придумал другой способ. У меня нет никакого барашка.
Он говорил сиплым голосом, как будто у него болело горло, и Джорджия внезапно почувствовала угрызения совести, вспомнив, как ему было трудно стравагировать в этом направлении. Ей стало любопытно, пришлось ли ему сначала идти в свой старый дом, и видели ли его родители.
— Дай ему немного своего сладкого чая, — сказала она Скаю. — Судя по его виду, ему это не помешает.
Лучано принял чай и с восхищением посмотрел на Николаса, а Джорджия в это время побежала в ванную, чтобы возместить ущерб, нанесенный ее лицу слезами.
— Ты потрясающе выглядишь, Фалко. Я бы тебя не узнал.
— Спасибо, — ответил Николас. — Как ты думаешь, меня узнают в Джилии? Я хочу сказать, что здесь я старше на целый год, чем если бы я был в Джилии, к тому же я жив, а там меня считают мертвым.
— Думаю, все было бы прекрасно, если бы не члены твоей семьи, — успокоил его Лучано. — Они тебя узнают.
— Я сказал Скаю, что отращу бороду, — улыбнулся Николас, — но я не могу долго ждать. Я хочу отправиться в Джилию сегодня же ночью.
— Без Джорджии? — спросил Скай.
Николас мерил шагами маленькую кухню.
— Конечно, я не хочу стравагировать без нее! Но ведь вы будете там, не так ли? А она, похоже, никогда туда не отправится.
— Поэтому я и пришел, — сказал Лучано.
Джорджия вернулась в кухню; она успокоилась и была готова послушать, что он придумал.
— Это действительно просто, — начал объяснять Лучано.— Мы думали, что тебе не хватит времени, чтобы попасть из Реморы в Джилию и обратно за одну ночь стравагирования, но есть нечто, о чем мы все забыли.
Они все казались озадаченными.
— Мы думали о том, что Джорджия будет передвигаться между двумя городами в карете или верхом на лошади,— продолжил Лучано. — Это заняло бы несколько часов: дорога шестнадцатого века — это тебе не автострада. Но расстояние между Реморой и Джилией не такое уж и большое — по крайней мере, для летающей лошади.
Джорджия в одно мгновение представила себе эту картину, хотя другие поняли чуть позже, что Лучано имеет в виду. Она обвила шею Лучано руками, перестав смущаться, а он улыбнулся, глядя в ее сияющее лицо.