сделать это.
– Нет линии жизни, линии головы и линии сердца. Это занятно. Но можно погадать и без
них.
– Здесь нет ничего занятного. Я хочу, чтобы вы оставили меня одну!
Я не хотела грубить ему, но мне было нужно сосредоточиться, к тому же меня мучила
невыносимая головная боль. По-моему, она началась вместе с дождём.
– Прошу прощения, но я не собираюсь окончательно запачкать своё новое пальто. Но охотно
помолчу, если у вас нет желания общаться, – недовольно ответил он.
– Понимаю. Наверно, к ужину вы всегда переодеваетесь.
Он что-то фыркнул, и, наконец, оставил меня в покое. Не стоило его злить. Сказать по
правде, мне совсем не хотелось думать о чём-либо. Я посмотрела на противоположную
сторону – тот ряд был практически пуст, если не считать одной палатки, где продавались
различные плитки и раковины. Хозяина палатки там не было. Возможно, его вообще уже не
было. Рядом с палаткой, на улице, одиноко стояла ванна, через края которой лилась
дождевая кровь.
Когда здесь шли особенно долгие и обильные дожди, меня тревожило лишь одно – что если
однажды лить не перестанет и земля устанет впитывать влагу? Но ливни всегда кончались,
чтобы вернуться вновь, хотя забывали забрать с собой страхи.
Эта ванна напомнила мне легенду о Кровавой Графине, которая жила в 16 или 17 веке. Она
прославилась тем, что убивала молодых девушек для того, чтобы регулярно принимать
кровавые ванны, которые, как она считала, омолаживали её стареющую кожу. Конечно, это
всего лишь легенда, и никто не знает, что было на самом деле, но я вполне уверена в
правдивости этой истории. Женщина (да и не только женщина) способна на многое, чтобы
обмануть время и суметь избежать старости. К сожалению, мало кто хочет думать о том, что
время за это мстит. Моя тётя не раз ложилась под нож пластического хирурга, но прошли
годы, и на её лицо стало невозможно смотреть без отвращения.
Я не знала более подлого и злого человека, чем она. Тётя за что-то ненавидела меня, и когда
приходила в гости к родителям, то всегда пыталась как-то задеть или унизить меня. Думаю,
она просто завидовала моей молодости. Наверно, если бы она жила в ту древнюю эпоху, и
кто-то шепнул ей об этом зверском способе омоложения, она бы, ни минуты не колеблясь,
кинулась его опробовать.
Я не дерзила тёте в ответ, и равнодушно относилась к её нападкам, и даже к её новому мужу,
хотя у меня были настоящие причины его ненавидеть. Никогда не забуду тот вечер, его
наглые руки на коленях и слюнявый рот. Противно, гадко, уничтожающе. Я никому не
говорила об этом, и выполнила обещание, которое дала ему – унести эту тайну с собой в
могилу. Скорее всего он рыдал от счастья на моих похоронах, попутно пытаясь выяснить не
оставила ли я предсмертной записки, в которой бы говорилось о его грязных
домогательствах. Но он заслуживал только одного слова, которым не хотелось марать
бумагу. В своей предсмертной записке родителям я написала всего несколько строк:
“Простите. Вы ни в чём не виноваты. Я люблю вас, но не могу по-другому”. Саше я написала
целое письмо, но потом сожгла его в раковине. Это были не те слова, но я уверена - он понял
и простил меня.
Надеюсь, он не любил меня больше, чем я того заслуживала. Однажды он сказал мне, что без
любви человек всего лишь призрак, что любовь и есть бог, и есть настоящий смысл жизни.
Почему-то это мнение так популярно в нашем мире, который знает столько историй, когда
любовь приводила к гибели, становилась причиной жестоких войн, заставляла убивать не
только себя, но и других. Знаю, найдутся люди, которые с умным лицом уверенно скажут,
что там была не любовь, а там – катастрофическое неумение любить, что любовь – это
чувство, которое связано с нервной деятельностью организма или небесный дар, делающий
нас человеком. Но я знаю только одно – любовь может сделать тебя как сильным, так и
слабым, как счастливым, так и несчастным, как бессмертным, так и навсегда умершим. В
любом случае, она часто делает больно, и лучше держаться от неё подальше.
Когда-то я, как и все маленькие нежные девочки, верила ей, ждала прекрасных принцев из
далёкой страны грёз, и думала, что всегда буду счастлива в этом мире. Последний раз я
чувствовала подобное, когда гостила у Саши на даче давними летними вечерами. Тогда нам
казалось, что наши уединённые каникулы будут длиться вечно. Мы бесились, делали всякие
глупости, купались, гуляли у легендарного озера Бросно, в котором, согласно древним
преданиям, живёт опасное чудовище, устраивали пикники, и думали, что ничего больше не
имеет значения, кроме звенящего легкого веселья и невесомости молодых тел.
Только последний вечер перед возвращением в город испортил наше счастье. Мы
посмотрели “Мост в Терабитию”, и Саша, молчавший в течение всей заключительной части
фильма, неожиданно обнял меня, стал гладить по волосам, целовать, твердить, что умрёт,
если меня не станет. В тот вечер вино одурманило мой рассудок, и я позволила целовать
себя, сама подставляла шею и губы, хотя понимала, что между нами не может быть ничего,
кроме дружбы. Я любила его, как брата, и считала, что ненужная близость только испортит
наши дружеские отношения. Поэтому вскоре я нежно и одновременно решительно
отстранила его от себя, попросила не мучить нас обоих, сказала, что завтра во всём
разберемся, что это просто действие алкоголя. От последних слов мне самой было гадко –
именно так потом оправдывался муж тёти. Саша вновь стал признаваться в любви,
сдерживая слёзы, говорить о нашей будущей жизни, свадьбе, крепкой семье. Но я почти не
слушала его, а только печально смотрела на его горящие влажные глаза, напряжённое лицо,
белую рубашку, перепачканную чёрной помадой, скомканную простынь, попутно пытаясь
привести в порядок растрёпанные волосы. Утром мы договорились забыть этот вечер, и
никогда больше не говорили о нём. Со временем я убедила себя в том, что его чувства ко мне
давно прошли, и, что даже, возможно, он никогда не любил меня, а просто влюбился на
несколько дней, как наивный зелёный школьник.
На самом деле, я не подпускала его ближе не только из-за того, что боялась потерять нашу
дружбу. Слишком рано мне пришлось взглянуть в глаза смерти, которой так нравится
забирать у нас самых близких и родных людей, слишком рано пришлось поклясться себе, что
никого больше не впущу дальше порога своего мира, чтобы потом не склеивать его по
осколкам, слишком рано запретила себе любить.
Мой брат умер от лейкемии два года назад, когда ему было всего шестнадцать. Мы были с
ним близнецами. Тогда вместе с ним умерла часть моей души. Я всё лето не выходила из
дома, а потом чуть не забросила школу, но это не позволили сделать родители. Мама просто
сказала: “Смирись с этим. Андрея уже не вернёшь!” А папа добавил: “Но жизнь
продолжается”. Как же они могли сказать такое? Безусловно, они сказали всё правильно, и
всё-таки нельзя было говорить так. Жизнь продолжалась, но я уже не могла жить по-
прежнему. Кое-как дотянула последний класс – помог Саша, который в то время учился в
Ирландии. Он каждый день звонил мне, провёл со мной все свои рождественские каникулы,
а через полгода окончательно вернулся в Россию. Мне было очень хорошо с ним, но я
продолжала замыкаться в себе, видеть себя в шумном мире лишь тенью, которая не
понимает для чего ей существовать на земле, где больше жестокости и боли, чем радости,
где даже любовь любит горе и смерть. Я пробовала с кем-то встречаться, один раз даже
готова была полюбить, но всякий раз бежала от сильных чувств. Не хотела снова прорастать