столицу. Решение Андрея учиться в математическом классе было удачным – он попал в
самый дружный класс школы. В моём же классе правила группа наглых спортсменов и
пафосных девушек, которые никогда не делали ошибок в таких словах, как “Ботокс” и “прет-
а-порте”. Я перешла им дорогу в первый учебный день, когда заступилась за изгоя класса –
молчаливую замкнутую девочку в очках с толстыми стёклами и тоненькой косичкой. Мне не
удалось подружиться с ней – она была совсем забита и сторонилась всех окружающих. У неё
были трудности с речью, и часто случались приступы эпилепсии – этого было достаточно
для постоянных издевательств и насмешек одноклассников. В сущности, для этого была
лишь одна причина - они боялись её. Толпе трудно понять и смириться с тем, что кто-то
может быть другим, ведь странный человек кажется опасным, его поступки сложнее
предугадать, руководствуясь определенной заданной схемой. Именно поэтому “осторожный
человек” растоптал сердце Данко, когда герой вывел людей из тёмного леса.
Нас учат быть добрыми и любить своего ближнего, но часто забывают напомнить о том, что
лишь единицы отплатят нам тем же. При жизни мне встречались такие единицы. Многие из
них носили жёсткую броню, хранящую одинокую и ранимую душу от агрессии мира,
подобно ракам-отшельникам, которые прячут свои мягкие брюшки в раковинах других
морских животных. Мир давит одиночек, и в большей степени тех, кто понял одну простую
истину, но ещё не может смириться с ней – все люди одиноки, абсолютно все. Будь мы в
безлюдной пустыне или в центре огромного города, в разлуке или с любимыми – нам не
сбежать от одиночества. Но можно обмануть себя, растворившись в забвении придуманных
грёз. Это помогает, как таблетка успокоительного в тот момент, когда думаешь, что осталось
совсем немного до разрыва сердца.
Я примкнула к небольшой группке, которая состояла из тех, кто часто прогуливал школу,
чтобы попить пиво и покурить травку (по крайней мере, в них не было никакой
омерзительной фальши), хотя сама редко пропускала уроки, поэтому чаще всего сидела одна,
что впрочем, не мешало мне отражать нападки “лидеров” и всякий раз доказывать, что я не
лёгкая добыча. Вскоре им надоело сражаться со мной, и они предложили мир. Но прошло
несколько дней, и они потребовали скрепить наш договор – для этого я должна была стать
блондинкой. Должно быть, они долго изобретали эту примитивную шутку. В общем, в тот
же день я купила ярко-зелёную краску. Это был открытый вызов – моя личность стала
слишком заметной, чтобы они могли простить это. Но постепенно у меня стали появляться
друзья из параллельных классов, а через год наш класс расформировали, и всё их влияние
исчезло само собой. Они больше не существовали для меня, и всё-таки иногда, заглядывая в
себя, я видела их черты, и от этого становилось невыносимо гадко.
– Простите, кого вы имеете в виду? Кто дал ей это имя?
Карлик смущенно опустил глаза. У его ног лежали ярко-красные и белые анемоны. Это
сочетание было мне знакомо – такой букет отец покупал для своей любовницы. Я случайно
увидела это, когда ехала в институт. Тогда я подумала, что он покупает их маме, но, когда я
вечером спросила у неё про цветы, она заплакала и всё мне рассказала. Я не понимаю,
почему она терпела его измены, почему умоляла меня не вмешиваться, делать вид, что мне
ничего неизвестно. Возможно, и в её прошлом были свои тёмные пятна. Мне хотелось
ненавидеть их обоих, но я не могла, и вместо этого возненавидела свой большой город,
который, как я думала, убил их любовь. Не желала верить, что её никогда и не было между
ними.
– Думаю, нам тоже пора уходить, – сказал Ветер и, взяв меня под локоть, повёл к выходу,
прежде чем я успела опомниться.
– Подожди! Я желаю, наконец, всё понять. Эта женщина хотела, чтобы ты открыл мне
правду.
Ветер иронически изогнул бровь.
– Неужели?
– Мне так показалось...
– Так и есть – тебе показалось, – ответил он, с удовольствием глядя на то, как потухает мой
взгляд.
Мы вышли в коридор, в котором было совершенно пустынно. Теперь все двери были
закрыты, и за ними царило шумное оживление – звучала плавная музыка, слышались
возбуждённые голоса, звон посуды, шарканье подошв и шорох платьев. Я попыталась
открыть одну из них, но дверь не поддалась.
– Бесполезно. Туда пускают только парами.
Я кинулась вперёд и принялась яростно трясти другие двери, стучать в них, калеча руки, при
этом не чувствуя никакой физической боли. Кто-то из тех странных людей должен был
помочь мне, и это упорное убеждение не желало отступать.
– Ненавижу тебя! – крикнула я, когда Ветер приблизился.
– Идём, – негромко сказал он, и я сразу подчинилась, словно меня накачали каким-то
наркотическим средством, превратив в послушную марионетку. От этого воздействия было
невозможно освободиться, несмотря на то, что я продолжала всё чётко осознавать.
Оказавшись на улице, я ещё некоторое время находилась в таком состоянии, пока какая-то
девушка не подбежала ко мне и не поцеловала в щёку. Я не сразу узнала Радугу.
– А что ты здесь делаешь? Решила сменить свою скучную работу? – хихикнула она и
посмотрела на моего спутника. – Неужели ты, наконец, завела себе дружка?
Прежде, чем я успела что-либо ответить, Радуга прильнула к нему и промурлыкала сладким
голосом:
– Котик, для тебя – совсем недорого.
Рядом с нами остановилась машина с затемнёнными стёклами, но никто из неё не вышел.
Ветер молча отстранил от себя Радугу, и направился к автомобилю.
– Хочешь оставить меня тут?
Я сошла с тротуара на дорогу, и угодила в разноцветную масляную лужу, насквозь промочив
ботинок.
– Я скоро приду за тобой, – ответил он, скрываясь в машине.
Его слова обрадовали меня, хотя для этого не было никакого повода – теперь я окончательно
убедилась в том, что от Ветра не следует ждать помощи. И всё-таки я хотела, чтобы как
можно быстрее наступило это “скоро”. Похожие чувства влекли меня на железнодорожные
станции, где я бесцельно бродила по платформам, наблюдала за людьми, провожала поезда в
разные города и страны, глотая железный ветер и мечтая о кочевой жизни, вместе с тем
заглушая в себе спонтанные порывы, побуждающие купить билет и отправиться куда-нибудь
далеко-далеко, где “много чудесного видит земля”: было ясно, что это желание – лишь
романтический самообман. Рельсы не вывезли бы меня на правильный путь и не спасли от
разъедающей тоски, которую не просто заглушить шумом колёс, но я всё равно стремилась к
поездам по малейшему зову души. Чего же я ждала там?
– Какой грубиян, – фыркнула Радуга. – Ты уже спала с ним?
– Нет, и не собираюсь. Я вообще ещё не с кем не спала, если хочешь знать, – раздражённо
ответила я, присев на бордюр и спрятав лицо под капюшоном пальто.
– Не могу поверить, что никто ещё до сих пор не залез к тебе под юбку! – с изумлением
воскликнула Радуга.
– Один однажды попытался, но недооценил беззащитную девушку.
Я пожалела, что затеяла с ней этот разговор, но теперь надо было идти до конца – если я
открываюсь кому-то, то непременно расставляю все точки над “i”.
– Ты точно не из этого мира.
Радуга присела рядом и заглянула мне в глаза. Чересчур румяные щеки и огромные
накладные ресницы уродовали её милые черты.
– Просто я считаю, что для этого нужна любовь.
– Тогда тебе давно пора полюбить, – уверено заявила она. – Это проблема?
Я тяжело вздохнула.
– Понимаешь, для меня любовь – это неразрывная привязанность к близкой душе. Я сейчас