увидеть её снова, хотелось вновь услышать, как она играет, как нежно и тихо звучит её
голос.
– Возможно, когда-нибудь я ещё приду. Это зависит не от меня, – печально ответила она.
К нам подошёл Ветер, и по взглядам, которыми они обменялись, я поняла, что они знакомы.
– Мне не нравятся твои шутки, – сказала она ему, сердито нахмурив тёмно-медные брови.
– Не понимаю, о чём ты, Мелодия. Кстати, как поживает твоя сестра?
Девушка скрестила руки и отступила на шаг, явно желая поскорее уйти отсюда.
– Она тяжело больна. У неё украли душу.
– Лишилась разума, – заключил Ветер.
Девушка помрачнела и сказала, повернувшись ко мне:
– Мне нельзя здесь больше оставаться. Я ухожу. До свидания, Иллюзия.
Она быстро скрылась в неосвещённой части кладбища. Её легкие шаги ещё слышались в
ночной тишине, когда я спросила Ветра:
– Кто она? Почему она кажется мне знакомой?
– Это Мелодия. Она здесь уже давно, – ответил он, достав из плаща несколько листков,
которые стал внимательно просматривать.
– Ты привёл меня сюда ради встречи с ней? Если так, то это никак не помогло мне.
– Прискорбно, – он поднял голову, оторвавшись от своего занятия. – У меня для тебя письмо.
Возможно, оно развлечёт тебя.
Он протянул мне бумажный лист, исписанный неторопливым аккуратным почерком. Этот
почерк я бы ни за что не спутала ни с чьим другим: легкий наклон, заглавные буквы с
красивыми завитушками шептали мне о том вечере, когда я, вернувшись с дополнительных
занятий, увидела у брата на столе чужую тетрадь, чей интригующий хозяин так интересно
писал о “Страшной мести” Гоголя. Не любовь Андрея к литературе и его склонность к
списыванию чужих сочинений способствовала моему знакомству с Сашей. Его мысли и
рассуждения поразили меня настолько, что я попросила брата как можно быстрее
познакомить меня с ним. Саша учился в нашей школе, но был на класс старше, поэтому я
почти не знала его. Иногда я видела его на переменах в компании Андрея, но не
интересовалась этим серьёзным парнем в строгом костюме, считая его скучным и
правильным отличником. Наш первый разговор развеял все мои предубеждения. Его
внешняя сдержанность была лишь прикрытием – внутри у него бушевал сумасбродный
вихрь настоящих эмоций. И всё же я, находясь в плену романтических идеалов, ждала от
него нечто большего. Потом, несмотря на то, что Саша стал часто бывать у нас в гостях, мы
практически не общались. Странно, но он был единственным человеком, с которым я желала
поддерживать отношения после смерти брата. Возможно, причина была в его особенной
манере смеяться – искренне и звонко, запрокинув голову назад, как это делал Андрей.
В верхнем углу листа была указана дата – сентябрь прошлого года. Это было похоже на
страницу из дневника. Я знала, что Саша ведёт его. Иногда во время наших прогулок, или
сидя у меня дома, он внезапно доставал толстый красный блокнот и начинал писать. Кое-что
он зачитывал мне оттуда, но я не всегда была внимательной слушательницей. То, что я
прочла ниже, не открыло мне ничего нового, но сдёрнуло тяжёлый саван с болезненного
раскаянья: “Сегодня она позвала меня покататься на пароходе, но я сильно задержался –
начальник разводится с женой, и рад сорвать злость на подчинённых. Как же я люблю
наблюдать за её маленькой тёмной фигуркой, когда она уверенно шагает среди толпы
впереди меня, люблю её глаза, когда она оборачивается, недовольно хмурясь, твердит, что
мы опаздываем, берёт меня за руку, тянет за собой. Люблю смотреть на то, как её длинные
волосы треплет речной ветер, как она по-детски упрямо борется со стихией, пытаясь убрать
их с замёрзшего лица и глубже заглянуть в непокорные воды. Люблю умолять её уйти с
верхней палубы, чтобы отогреться в уютном ресторане, где приятно пахнет горячим кофе и
клубничным мороженым, люблю провожать с ней солнце, слушать её голос, как она твердит,
раскинув руки: “Я, как та девушка в “Титанике”, помнишь?” Но боюсь напомнить ей, что в
той сцене их было двое”.
– Откуда у тебя это? – спросила я Ветра, глотая душащие слёзы.
Пока я читала, он успел переместиться за рояль и поднять крышку. Ветер умело наиграл
начало “Похоронного марша” Шопена, а затем повернулся ко мне и равнодушно произнёс:
–Я виделся с ним.
Глава 8
“Брат, эта грусть – как кинжал остра,
Отчего ты словно далёко?”
“Прости, о прости, моя сестра,
Ты будешь всегда одинока”.
Анна Ахматова
– Как это возможно? Ты ведь сказал, что он жив.
Я стала окончательно терять чувство реальности (пусть абсурдной), которое хоть как-то
помогало мне ориентироваться и трезво мыслить.
– Пока жив, – хладнокровно уточнил Ветер.
– С ним что-то случилось? Он болен?
Тот шок и муки совести, которые я испытала, когда увидела могилы близких и прочитала
письмо Саши, притупили все чувства, превратив меня в апатичную куклу, механически
задающую вопросы.
– Ничего серьёзного, – ответил Ветер вкрадчивым голосом. – Просто Ромео хочет умереть.
Я потрясла головой, стараясь избавиться от сути его слов, но тем самым лишь стряхнула с
себя защитную маску безразличия.
– Нет, этого не может быть... Саша любит жизнь, – сказала я, с горечью чувствуя, что это не
прозвучало достаточно твёрдо.
– Не больше, чем тебя.
– Я не верю – он так не поступит. Это всё ложь, слышишь?!
Мне было ясно – этими словами я лишь пытаюсь убедить себя, что всё обстоит именно так.
Саша был способен на необдуманные поступки, мог совершить что-то непоправимое,
испытывая сильное эмоциональное потрясение. Я знала это, но не могла поверить в
услышанное. Несмотря на то, что с тех пор, как меня не стало, прошло уже достаточно
времени, я не сомневалась в том, кто именно явился причиной такого желания Саши.
– Нет, он так не поступит. Никогда, никогда, никогда! – повторяла я, как заклинание,
постепенно отступая от Ветра.
– Давай кинем монетку, – цинично предложил он. – Если выпадет решка...
– Иди к чёрту, Ветер! – крикнула я и бросилась прочь, в жестокий сумрак, глядящий на меня
чужими лицами с безжизненного мрамора и металла.
Вскоре я поняла, что поступила глупо, убежав от него. Мне нужно было узнать подробности,
спросить, можно ли всё изменить, могут ли умершие как-то влиять на поступки живых.
Конечно, Ветер мог просто издеваться надо мной, но мне казалось, что он рассказал мне о
Саше, преследуя иную цель. Что-то зависело от меня, и мне следовало действовать
обдуманней. Поняв это, я вернулась назад, но его уже не было.
Когда я покинула кладбище, сумерки ещё не рассеялись, и хотя света огромной луны вполне
хватало, чтобы не поджидать опасности за каждым углом, я решила отсидеться в “Лысой
горе” до рассвета. Ещё несколько дней назад я бы спокойно отправилась в общежитие, не
сильно беспокоясь за свою жизнь, но я больше не могла рисковать, чувствуя, что как-то
отвечаю за судьбу Саши.
У дверей в клуб стоял новый охранник. Он отказался пускать меня, сказав, что сегодня в их
заведении проходит какая-то частная вечеринка. Я обогнула здание и остановилась у
пожарной лестницы соседнего дома, по которой зачем-то карабкались вверх несколько
человек. Возможно, они знали, как пробраться в клуб через крыши. Я как раз собиралась
спросить их об этом, когда ко мне подошёл худенький мальчик лет двенадцати и попросил
немного денег на еду. На нём были рваные кроссовки, грязные джинсы и заношенный
свитер, который был велик ему, как минимум, на два размера. Его удивительно синие глаза с
дымкой затаённой грусти смотрели на меня настороженно и внимательно. Я была уверена,