без вести, но среди них встречались и те, где разыскивались домашние питомцы. Все они
были наполнены отчаяньем и болью.
– Они думают, что кого-то найдут, – услышала я за собой хриплый мужской голос. –
Глупцы!
На асфальте недалеко от меня в грязной рваной одежде, с торчащей бутылкой из кармана,
сидел немолодой мужчина, судя по всему бомж. Он пытался закурить, но ветер упорно гасил
его спичку, попутно срывая с тумбы некоторые пожелтевшие листки и разбрасывая их по
сырой мостовой. Я хотела проигнорировать его и пойти дальше, но вдруг поняла, что знаю
этого мужчину.
– Туман, что вы тут делаете? – спросила я, подойдя к нему. – Не сидите здесь, вы
простынете.
Он поднял голову и посмотрел на меня отрешённым взглядом, на его лице виднелись свежие
шрамы.
– Я думала, что навсегда потеряла вас в том туннеле. Что с вами произошло?
– Пошла прочь, гиена! – крикнул он, агрессивно поддавшись вперёд. – Тебе меня не найти!
Думаешь, выследила меня? Чёрта с два! Никого вы не найдёте! Глупцы, чёртовы глупцы!
Это не было действием алкоголя, он лишился рассудка. Город съел его душу. Неужели со
мной может случиться подобное? Страшно думать об этом. Я с грустью посмотрела на него
и направилась дальше; не придерживаясь никакого маршрута, просто шла вперёд, пока ноги
не вывели меня к берегу.
Спустившись к реке, я остановилась и всей грудью вдохнула дремлющий осенний воздух.
Это немного успокоило меня. Где-то вдалеке слышалось прерывистое уханье совы, вероятно,
она только вернулась с ночной охоты и готовилась ко сну. Рассветало, хотя всё ещё было
довольно темно. Чёрный лес, наполняя своими колдовскими ветрами, тайнами и страхами
мутное подводное царство, отражался в водяной глади журчащей реки, по которой плавно
скользило множество огней. Приглядевшись, я поняла, что это зажжённые свечи. Этот
невероятно красивый вид вызвал в моей душе щемящее, но очень сладостное чувство. Я
спустилась ниже и подняла одну из плавучих свечей, прибившуюся к берегу. Её тепло
согрело мои ладони, и я улыбнулась непонятно чему. Потом, наклонившись, чтобы вернуть
свечу обратно, я на секунду оцепенела – мне показалось, что я увидела Андрея, но это было
лишь моё отражение. Я выронила свечу, и она погасла, упав в воду. Мне снова стало
тоскливо, и я направилась дальше вдоль берега навстречу плывущим огненным цветам.
Вскоре до меня донеслось чьё-то красивое шёлковое пение, и я устремилась на этот нежный
неземной голос, который, казалось, мог принадлежать лишь какой-нибудь загадочной речной
нимфе. Однако на берегу реки я увидела знакомую рыжеволосую девушку в старинном
тёмно-зелёном платье с длинными рукавами, искусно расшитыми тонкими золотистыми
нитями. Это была Мелодия. Она сидела на большом камне, а вокруг неё лежали синие свечи
в виде восковых цветов, которые она, зажигая, заботливо спускала на воду, не прерывая
своей магической песни. Какое-то время я наблюдала за ней, стараясь разобрать слова, но
потом, подойдя ближе, поняла, что она пела на французском, которым я вообще не владела,
если не считать нескольких слов: bonjour, merci и je t'aime. Звучание последних слов, как мне
показалось, я уловила в её трогательной минорной песне. Под моими ногами негромко
треснула сухая веточка, но чуткий слух Мелодии уловил этот шум, и она стремительно
обернулась ко мне, как встревоженная лисица, сверкнув пламенной копной волнистых волос.
Но, увидев безобидного нарушителя своего одиночества, она успокоилась и одарила меня
светлой улыбкой.
– Мелодия, я влюбилась в ваш голос, – сказала я, приблизившись. – О чём эта песня?
– Благодарю вас, Иллюзия, – ответила она, жестом приглашая меня опуститься рядом с ней.
– Это древняя песня о молодой девушке, которая утратила своего возлюбленного: его
корабль однажды не вернулся из моря, но, несмотря ни на что, она каждый вечер приходит к
берегу и ждёт любимого до рассвета, устремляет свой взгляд к далёкому горизонту и зовёт
его по имени.
Когда я подошла и присела напротив неё, она молча протянула мне спички, и я
присоединилась к её красивому, хотя и немного странному занятию.
– Зачем вы делаете это? – спросила я, чиркнув спичкой.
Мелодия посмотрела на меня с удивлением.
– А как тогда пропавшие в шторм отыщут путь домой? – сказала она.
Я ничего не ответила ей, желая сохранить в нашем разговоре хотя бы крупицу реальности.
Конечно, она была далеко не самой адекватной обитательницей Города, но мне нравилось её
общество, нравилось то, что я видела в её умиротворённых травяных глазах, хотя и не могла
сказать, что именно мне там чудилось. Однако в ней самой, очевидно, скрывалась какая-то
неразгаданная тайна или пока что невидимая значимая деталь. Ветер познакомил меня с ней,
и Мелодия отчего-то боялась его – я хорошо это помнила, поэтому осторожно попыталась
выведать у неё какую-нибудь новую информацию, но она была непреклонна, и наотрез
отказалась говорить о нём. Я разочарованно вздохнула, подумав о том, что, наверно, пора
переставать задавать вопросы. На самом деле, куда я стремлюсь? Я даже слабо представляю,
как могу что-то исправить. Возможно, уже слишком поздно. Хотелось бы мне вернуть всё
назад? Этот вопрос я так часто задаю себе здесь, но всё ещё не знаю ответа. В одном я
уверена точно – там всё будет по-прежнему. Иногда я думаю о том, что сейчас делают
близкие или далёкие мне люди, с которыми судьбою или волею случая меня сталкивала
жизнь. Я вижу маму в пустынной квартире, сидящую у телевизора, по которому идёт какой-
то дешёвый, нереальный и притянутый за уши сериал про любовь; она не сводит
напряжённых глаз с экрана и нервно гладит нашу своенравную диковатую кошку, готовую
вцепиться ей в руку в любой момент. Я вижу уставшего отца в ювелирном магазине с его
ухоженной любовницей, чей опытный женский взгляд придирчиво блуждает по роскошным
бриллиантам, сверкающим холодным блеском. Я вижу Вадима в кругу беспечных
прожигателей жизни в обнимку с двумя длинноногими глянцевыми красотками, которые
словно сошли с обложек самых модных журналов; он говорит, что никогда не заведёт детей,
этих бесполезных мешающих спиногрызов, что нужно жить лишь для себя и собственного
удовольствия. Я вижу сосредоточенного и вдохновлённого Ясю, который склонился над
холстом в своей мастерской, рисуя чудесную фею на лепестке водяной лилии; иногда он
отрывается от своего занятия, откладывая кисть, чтобы резко и грубо приказать этой фее,
замерзающей в углу комнаты, не двигаться. Я вижу Сашу, который стоит у моего надгробья,
и больше не хочу ничего представлять…
– Вы о чём-то задумались? – спросила меня Мелодия, увидев, что я застыла с восковой розой
в руках.
– Да так, пустяки, – произнесла я, желая поскорее забыть свои невесёлые мысли.
Мой взгляд упал на оригинальную винтажную камею, приколотую к груди Мелодии: на ней
была изображена дриада с крыльями бабочки, сидящая на ветке цветущего дерева, в её
длинные густо-зелёные волосы были вплетены белоснежные цветы; она улыбалась, глядя
куда-то вверх, а на её миловидное полудетское лицо падали яркие лучи весеннего солнца.
– Вам нравится? – спросила Мелодия, увидев, куда я смотрю.
Я кивнула, и она сразу, не задумываясь, отколола свою прекрасную камею от платья.
– Тогда берите, – радостно сказала она, протянув её мне. – Я хочу сделать вам этот подарок.
Как только я приняла украшение, то поняла, что мой внешний облик изменился. Теперь мне
на плечи падали длинные рыжие кудри, а мою шею обвивал лёгкий шёлковый шарф, он