– Спасибо, – не оборачиваясь, поблагодарила Эмбер.
Села на пол, скрестив ноги и держа теперь все пламя, которое просто переместила из камина так, словно это не огонь, а искрящаяся хрустальная пирамидка.
– Я всегда считала это правильным, – проговорила она, глядя на огненные всполохи, – отец требовал от нас быть сильными и отомстить… отомстить за маму.
Пауза, разгорающееся пламя в руках виверны и тихое:
– Утопить в крови Город Драконов…
На ее лице вдруг стала проступать золотая чешуя, блестками отражая пламя, и я уже начала существенно волноваться, как вдруг Эмбер едва слышно произнесла:
– Елизавета догадалась первой.
И, бросив огонь обратно пожирать дрова в камине, девушка резко поднялась, а ее волосы, ладони и облик вернули прежний вид.
– Слава тебе, Господи! – послышалось в коридоре.
И мы с леди Энсан удивленно оглянулись на вход – там, за дверью, обнаружились все мои домочадцы, и у всех наготове имелись ведра с водой.
– Хм, – произнесла Эмбер, – вы знаете, а это не похоже на чай.
– О, я вижу, для вас не составит труда вскипятить любую воду! – не осталась в долгу миссис Макстон. И уже обращаясь ко мне: – Дорогая, мы оставим ведра в коридоре, если вы не возражаете?
Не сдержав улыбку, ответила:
– Если вам так спокойнее, оставляйте. Что касается гостиной, я использовала заклинание от воспламенения, пожар нам не грозит.
Едва все ушли, действительно оставив ведра, Эмбер тихо заметила:
– У вас странные отношения с прислугой.
– Они не прислуга, – возразила я, – они давно моя семья. Все, что у меня осталось.
И я улыбнулась, за любезно-вежливой улыбкой скрывая ту горечь, которая неизменно оставалась со мной.
– А что ваша семья? – заинтересовалась леди Энсан.
Я потянулась, взяла блюдце с чашкой со стола, сделала глоток почти остывшего чая и, грустно улыбнувшись, ответила:
– Меня никогда не били кнутом. Меня просто вычеркнули из своей жизни.
Вычеркнули…
Всего лишь слово, одно слово, но как же много за ним скрывалось боли! Моей боли.
Двери моего дома, что закрывали передо мной, не пуская даже на порог. Отец, который отворачивался, а то и вовсе задергивал шторы, когда я проходила мимо его конторы, чтобы увидеть его, хотя бы только увидеть. Мать вместе с няней, моей няней, растившей меня с рождения, стремительно покидавшие любой магазин или сквер, едва завидев меня. Меня просто вычеркнули…
– А смотрю, и вас жизнь потрепала, – мягко опустившись на стул передо мной, произнесла Эмбер.
– Отчасти, – прошептала я, – отчасти.
Я никогда и никому не говорила об этом, но почему-то не смогла сдержаться и призналась леди Энсан:
– Моей мечтой было стать известным ученым. Потом, после завершения научного труда профессора Стентона. Мне хотелось, чтобы мои открытия делали жизнь лучше, чтобы обо мне писали в газетах, чтобы… родители гордились мной и простили за тот выбор, что я сделала вопреки их воле.
Я помолчала, глядя в свое искаженное отражение, усмехнулась и продолжила:
– Как наивно. Наивно и глупо.
– Быть может наивно, но точно не глупо, – возразила Эмбер. Усмехнулась и добавила: – Похоже, мы с вами обе в душе лишь маленькие недолюбленные родителями девочки… – И тут же спросила: – А что Ширли?
– О, – я заставила себя улыбнуться, – ей, можно сказать, повезло, у нее были бесконечно любящие отец и мать. Но низкий социальный статус несет гораздо больше опасности, нежели проживание в иных социальных слоях. Ее отец погиб в очередном торговом предприятии, он был извозчиком, а мать пережила его ненадолго и скончалась в скором времени от непосильного труда.
– Какой ужас, – потрясенно прошептала Эмбер. – О, Ширли, бедное дитя.
– Дитя? – переспросила я. – Она ваша ровесница.
Пожав плечами, леди Энсан невесело возразила:
– Мне пришлось повзрослеть раньше, следовательно, я старше. Но перейдем к делу. У меня есть шанс вытащить Ширли из поместья Арнелов?
Растерявшись от ее вопроса, я лишь неуверенно пожала плечами, искренне изумленная той решимостью, что прозвучала в голосе виверны.
– Не удивляйтесь, – усмехнулась Эмбер. – Лаура в тюрьме, добраться до нее у меня нет возможности, а даже если и будет – отец позаботился о том, чтобы все тайны мы унесли с собой в могилу, значит, вероятнее всего, если Лур еще жива, то уже лишена адекватного сознания. В любом случае для нее одобрение отца и исполнение «великого долга» куда важнее наших жизней, как, впрочем, и любых иных. Так что все, что у меня осталось, – Ширли. А я, как вы правильно заметили, мисс Ваерти, очень много времени прожила среди оборотней, и семья для меня не пустой звук. Я заберу Ширли, мы покинем этот проклятый город, моих сбережений хватит, чтобы добраться до родных мест, а там… ни отец, ни кто-либо иной нас никогда не найдет. Я не хочу воевать, я никогда не убивала и не желаю начинать. Я все еще та маленькая девочка, которая умеет лишь разжигать огонь и у которой теперь никого не осталось.