Но мы были – я, моя верная миссис Макстон, отважная Бетси и мрачная, как предгрозовая туча, миссис МакАверт. Понимание того, что подобную серебряную гадость могли вживить ее лорду, стало для нее сокрушительным.
Примерно столь же сокрушительным, как для меня осознание, что ее величество – маг старой школы, вероятно, ушедший от правосудия.
– Мисс Ваерти, – обратилась экономка ко мне в тот самый миг, когда я судорожно искала решение, любое из возможных решений.
И, не дожидаясь моего ответа, с трудом выговорила:
– А что, если бы ей… удалось?
Я посмотрела на миссис МакАверт с некоторым смятением, вызванным ее вопросом. Вопросом, на который экономка Арнелов ждала ответ с большим нетерпением, внешне при этом стараясь казаться почти невозмутимой. Вопросом, который искренне встревожил и меня саму, еще до конца не уяснившую, свидетельницей чего я могла бы стать, но…
Если говорить откровенно, если позволить себе думать откровенно – лорд Арнел являлся вовсе не тем, кого можно было бы столь легко подчинить. Определенно не тем. Даже при наличии кольца с приворотными свойствами, даже если бы императрице… впрочем, мне отчего-то вовсе не хочется об этом думать, так вот, даже если бы ей удалось… слиться в страстных объятиях с лордом Арнелом, вероятно… ничего бы не вышло. Несомненно, следовало бы еще изучить этих магических серебряных тварей, но я точно знала – нет ничего более сильного, чем примененное мной табуирующее «Uiolare et frangere morsu». Ничего сильнее попросту никогда не было придумано. Заклинание, основанное на глубинных инстинктах и рефлексах, закрепленное на уровне магической ауры, внедренное в момент максимальной близости, – это заклинание казалось мне незыблемым и непоколебимым. Но если реакция лорда Давернетти на него была более чем естественная, то лорд Арнел…
– Мне не хотелось бы позволять вам питать ложные иллюзии, но, вероятно, ваш лорд не поддался бы влиянию, – ответила я миссис МакАверт.
Ее взгляд выражал пламенное желание услышать большее, чем одну фразу, однако я не считала себя вправе раскрывать возможности лорда Арнела. Да, он приходился мне никем и да, ни словом, ни жестом не потребовал молчания от меня, но я все равно вполне обоснованно считала себя не вправе раскрывать его возможности, его способности и в целом тот факт, что до моего появления лорд Арнел еще был более-менее уязвим, сейчас же… По факту, даже приворотный перстень на его руке причинял ему не любовные страдания по ее императорскому величеству, а мигрень. Таким образом, уже на основании этого можно утверждать, что действию магии Арнел не поддался.
Но развить эту мысль возможности не представилось.
Открылась дверь, в нее стремительно вошел генерал ОрКолин, еще более стремительно огляделся, вихрем пронесся к нам, сграбастал всех троих, что с его силой затруднительно не было, и, не позволив даже возмутиться, впихнул нас всех в ближайший же шкаф, а после не придумал ничего лучше, как втиснуться следом, едва ли оставив нам возможность дышать!
Но его поведение стало более чем объяснимо, когда распахнулась дверь, затем захлопнулась, а следом мы все услышали жаркое и страстное:
– Иди ко мне, мой жеребец!
И этот голос принадлежал императрице.
– О, моя норовистая кобылка! – хрипло и пьяно ответил ей император.
А в следующий момент миссис Макстон, яростно заботившаяся о моей нравственности, ловко закрыла мне уши руками. Однако это едва ли спасало – хриплые стоны, треск рвущейся материи, скрип кровати и… Не прошло и минуты, как раздался храп, причем столь громкий, что, используй миссис Макстон вместо собственных ладоней подушки, это едва ли помогло бы.
Однако должна признать, в этот миг я как-то успокоилась. Увы, я, как и большинство девушек, втайне, но все же искренне и обоснованно опасалась процесса соития, и мысль о том, что все это длится едва ли более сорока секунд, изрядно успокоила.
А далее произошло то, что никоим образом спокойствию не способствовало, – миссис Макстон убрала руки, и я услышала тихий, настойчивый звон.
Он едва ли ощущался.
Но он был.
Следом послышалось кряхтение императрицы, боюсь, выбиравшейся из-под спящего и отвратительно храпевшего супруга, щелчок, пробежавшее кромкой изолирующее заклинание, от которого у генерала ОрКолина дыбом встала вся шерсть, и голос, от коего я содрогнулась всем телом: