Воображение рисовало картины, где он был клочком газеты, подхваченным штормовым ветром и брошенным куда-то над бескрайней, ужасающей стихией воды. Но едва он открывал глаза, как понимал, что тюрьма не отпустит его, не уступит никому — даже разбушевавшейся стихии. Навечно врубившись колуном в сопку, тюрьма легко переносила любые перемены, и никакие стихии ей были ни почём. Казалось, он открывал глаза лишь для того, чтобы убедиться, что всё не так плохо, а убедившись, снова смеживал веки, прислушиваясь к шуму шторма. Ветер наседал на тюрьму, и намерения его были более чем круты. Лишь временами он затихал, чтобы набраться духу. А потом долго и пронзительно свистел, и скрежетал зубами.
Неожиданно ветер произнёс мужским голосом:
— Завидуешь?
Михаил открыл глаза. Над ним стоял крепкий мужик в стильной майке и рваных джинсах. Судя по тематике наколотых на руках отличий, он был совсем не новичок в уголовном мире. Да и погоняло Бывалый, говорило само за себя. Перед Бывалым лежал несколько полноватый мужичок, с явным интеллектом, отпечатанным на лбу. К тому же — еврей. Глядя сверху вниз, Бывалый снова спросил:
— Завидуешь?
— Чему? — Не понял Михаил.
— Ветру! — Рассмеялся Бывалый. — Тому, что он по ту сторону забора!
— Завидую, — улыбнулся Михаил. И Бывалый, обескураженный прямым ответом, крякнул:
— Ну да. Вот ты, Кандидат, мужик умный. Что-то там даже преподавал. Скажи, что с людьми происходит? Почему бардак такой?
— В мире нарастает глобальный кризис. — Ответил Кандидат, и сокамерники застыли, раскрыв рты.
— Чего? — Спросил худой и шустрый мужичонка неопределённого возраста. Из-под ворота его рубахи виднелась вылинявшая тельняшка. — Кандидат прикалывается?
— Говори проще, — кивнул Бывалый, поглаживая лысину и садясь на шконку Кандидата. — Будь проще, и люди к тебе потянутся. Да, Морячок?
Морячок согласно кивнул, подойдя к Бывалому.
— Куда уж проще? — Спросил Кандидат, вставая со шконки, и зябко потирая руки. — Сами посмотрите. Рушатся все законы, созданные людьми.
— Это, какие такие законы рушатся? — полюбопытствовал парень лет двадцати, лежащий на верхних нарах. Он только что проснулся и решил поучаствовать в беседе.
— Тише ты! Дизентерийный — Цыкнул Морячок. — Молодой ещё! По понятиям…
— Не дизентерийный, а дезертир.
— Что, ссыш за родину воевать? — Рассмеялся Морячок.
— А почему «по понятиям»? — поинтересовался Кандидат, и Морячок охотно ответил.
— Потому что он в тюрьме, — сказал он. — И он — вор, хоть и прикидывается фрайерком.
— И что из этого?
— А то, что вор, — Бывалый смотрел на Молодого, — живёт по понятиям.
— Это значит, что вор не признаёт закона? Так?
— Так. — Кивнул Бывалый.
— А «понятия» — это то, что вор признавать должен?
— Вор живёт по понятиям. — Чеканил каждое слово Бывалый.
— Хорошо. Выходит, «понятия» — это тоже закон? — Спросил Кандидат.
— Это воровской Кодекс.
— Кодекс для тех, кто не признаёт законов?
— Смекаешь, — впервые улыбнулся Бывалый.
— Вот я и спрашиваю, — продолжил Кандидат. — Что происходит, когда воры отказываются жить по «понятиям»?
— Так и я о том же! Бардак!
— Согласен. И у нас в наличии семь миллиардов человек, которые ради своего живота рвут зубами своё, нарушая все законы: божественные, уголовные, и даже воровские понятия. Человеческая жизнь обесценилась. Люди за гроши продают себя себе подобным, а те, снова возомнили себя богами, и стали посягать на законы природы. И это уже не бардак, нет. Это — глобальный кризис. Когда ни на кого нельзя положиться, когда врагами становится государство, банки, кредитные кампании, когда весь мир ополчается против тебя, и помощи ждать не от кого. Тогда каждый отвечает за себя сам. И многим, кроме ножа или выстрела, — увы, больше ответить нечем. Вот это и есть глобальный кризис.
— Точно. Глобальный. — Согласился Бывалый. — А что же взамен?
— Взамен будет Пелевинская генерация «П».
— Это как?
— Это когда деньги перестанут иметь цену.
— Ты гонишь! — вскричал Морячок. — Это же — всем тогда…
— Точно!..
— И кто же это всех так опустил?
— Тамплиеры. — Неожиданно для всех ответил Бывалый. Кандидат улыбнулся, а Морячок громко сглотнул слюну.
— Тамплиеры! — Повторил Бывалый. — Один умный мужик, вроде тебя, рассказывал, что эти самые тамплиеры владели несметными сокровищами, которые приумножали тем, что перемещали с места на место.
— Как это? — Поинтересовался Морячок.
— Как в напёрстках. Сначала они подряжались в качестве охраны, и перевозили целые состояния. Смекаешь? А потом придумали чеки.
— Это было удобно, — согласился Михаил, — и намного безопасней. С тех пор, как тамплиеры стали применять первые чеки, путешественникам не нужно было брать в дорогу опасный груз — золото. Тамплиеры принимали его, выдавая бумагу, по которой её предъявитель мог получить золото в любом месте, где находилось представительство ордена. Бумага стала популярной, а тамплиеры очень богатыми. Из обихода стали изыматься золотые и серебряные монеты, на смену которым пришли деньги из бумаги.
— И что?
— А то! Множественное количество бумажных денег не всегда отражает реальное количество золота, стоящего за ними.
— Бывалый, а ты часом, сам не из этих? — спросил Морячок, — как их там?
— Тамплиеров, — подсказал Молодой.
— Нет, — подумав, ответил Бывалый, — но с твоей мамой я мог бы ещё сделать маленького тамплиерчика. — Все, кроме Молодого, рассмеялись, и под общий хохот услышали:
— А вот он — готовый тамплиер, — Бывалый пальцем указал на Кандидата.
— Нет, Бывалый, — сказал Кандидат, отмахиваясь. — Тамплиеры — дети в сравнении с теми, кто их обучил делу и позволил разбогатеть. Всем своим положением и богатством они были обязаны нашим паханам.
— Эй, Мужик! — окликнул Бывалый затаившегося на нарах мужчину лет пятидесяти. — Слыхал?
Мужик всё слышал и теперь улыбался. Но когда он взглянул на Кандидата, тому показалось, что Мужик обнажает зубы. Связки на его шее сильно напряглись, а сам он, хоть и лежал, был как взведённая пружина. Он легко для своих лет отжался от нар, и в прыжке перемахнул через них. По-кошачьи приземлившись на четыре конечности, он выпрямился, и, потерев ладони, выдохнул:
— Кто такие?
Кандидат смотрел на Мужика и видел, как у его виска пульсировала вена.
— Неужели никогда не слышали? — Спросил Кандидат, как можно естественнее разыгрывая удивление. — Очень известные личности.
— Говори. — Произнёс Мужик, продолжая скалиться.
— Самый крутой, — сказал Кандидат, — Моше Ребейну.
Мужик кинул взгляд на Бывалого, и тот кивнул:
— Был такой крутой, — сказал он. — Из принцев Египта. Кинул братца-фараона на золото и увёл из рабства целый народ, с которым говорил от имени Бога.
— Считается. — Сказал Мужик, загибая палец. — Кто ещё?
— Шимшон. Ну, то есть, Самсон. — Назвал имя Михаил. Мужик продемонстрировал полное непонимание.
— Самсон и Далила! — Подсказывал Михаил Бывалому, а тот лишь морщил лоб, и качал головой. Наконец, спросил:
— Это тот, с длинными волосами?
— Он! — Обрадовался Михаил эрудиции Бывалого.
— Нуууу! — зарычал Бывалый. — Этот Самсон был зверем. Он, в натуре, порвал льву пасть!
— А когда на него напала тысяча филистимлян, — подхватил Кандидат, — он ослиной челюстью отбился от преследования.
— Погорел на бабе, — сказал Бывалый Мужику.
— Да, — сочувственно кивнул Мужик, и закурил.
— Потом был Давид, — сказал Кандидат. — Он был подростком-пастухом, когда попал в армию царя Шауля. Как раз, когда предводитель филистимлян предложил решить исход сражения поединком двух лучших воинов, и выслал для состязания трёхметрового великана Голиафа.
— Выберите человека, — крикнул тот, — и пусть он подойдёт. Если он убьёт меня, мы будем вам рабами, если я убью его — будете служить нам!