Никто не решился противостоять великану, вооружённому дротиком, мечом и луком. И тогда Давид принял вызов. Он вышел на бой с филистимлянином, вооружённый палкой, кожаным ремнём, мгновенно превращавшимся в пращу, и пятью камнями.
— Разве я собака, что ты идёшь на меня с палкой? — Закричал Голиаф, и получил камнем в лоб. Поверженный великан рухнул замертво, а юный воин отрезал голову врага и поднёс её царю. Филистимляне в панике бежали. Давид стал царём и отцом Соломона, мудрейшего из людей.
— Ну, про мудрость Соломона я тоже слышал, — улыбнулся Мужик. — Когда он двух проституток с байстрюком развёл. — Он довольно хмыкнул.
— Было много других, но я называю только самых известных. — Обратился за поддержкой к Бывалому Кандидат. — И, конечно, Иисус.
— Как? — Удивился Морячок. — И его тоже вы себе забираете? Он же — наш.
— Прежде всего, Иисус был наследным принцем Израиля. Сыном Звезды, рождение которого было предсказано пророками и волхвами.
— Конец света! — присвистнул Матросик, и сбацал чечётку. А когда закончил, то взглянул в глаза Кандидата и пошатнулся, ибо увидел: сходились с двух сторон на великое побоище две невиданные равные силы — дети Света и дети Тьмы.
И был тот день назначен от века, когда Божественный сонм и общество мужей земли встанут на стороне Света и сойдутся в последней битве с сынами Тьмы.
И встали Сыны Левия, Иуды и Вениамина ради могущества Божьего. Воины — от тридцати до сорока пяти лет, шли в пустыню, куда указывало Небесное Воинство. Шли, чтобы принять последнее сражение.
И сгущалась над ними тьма, и стояли сыны Израиля против полчищ Эдома и Моава, против войск киттим Ашшура, против банд филистимлян и магии Велиала, — всех тех, кто пришел обесчестить Завет.
Зазвучали призывные трубы, и мужчины простились с детьми и жёнами, покидая дворы и направляясь к местам сбора. На призывных пунктах формировались отряды, выстраивались в полки и боевым порядком отправлялись в пустыню.
Впереди всех шли первосвященники. Сквозь пыль и гарь пожарищ был виден их большой значок, длиной в четырнадцать локтей, на котором золотом было написано «Народ Божий». Следом за священниками шли колонны князей — Левиты. В тринадцать локтей был значок их рода, идущего от Аарона. И было золотом написано на том значке «Знамя Божие».
Вступающие в бой, имели нагрудные значки. На значках князей, помимо имён собственных, были надписи: «Десница Божья», «Срок Божий», «Смятение Бога», «Сражение Божье», «Правда Божья», «Справедливость Божья», "Слава Божья" и "Суд Божий". Золотые буквы горели яростью Бога, и те, кто носили их на себе, воспринимали их как оружие Господа.
И завершило войско левитово первую шеренгу на тысячу человек. И завязался новый черёд, а за ним — ещё, и ещё череды. И воины в них были вооружены луками и стрелами, пиками и мечами-секирами. И щиты их были отполированы, подобно зеркалам. Они ослепляли великолепием и светом солнца, отражающимся в них. Они были длиною в два с половиной локтя, и шириною в полтора. Их края обрамляли искусные витые изделия из сплава золота, серебра и меди, с вкраплёнными драгоценными камнями, составлявшими неповторимый узор, в котором поселялась радуга. Радуга у иудеев была и благословением божьим, и оружием Всевышнего, луком, чья стрела была устремлена в небо.
И точно созревшая пшеница, волновались на ветру пики. Длина их была в семь локтей, и включала замок и наконечник в пол-локтя. Замок копья обхватывали три кольца, насеченные, как и витые изделия щитов. Они были отлиты из того же сплава: золота, серебра и меди. И обрамление по обе стороны кольца, также было мастерски заключено в искуснейшую форму. А по кругу шёл неповторимый узор из драгоценных камей. И пойманное в узор солнце, порождало всё те же радужные блики. Оружие Бога.
Наконечник копья был составлен из белого, блестящего железа, и был обращён к острию стержнем пшеничного колоса, выкованного из чистого золота. И появилось в безоблачном небе Израиля единственное белое облако, напоминающее собой вертолёт, отливающий хромированной сталью, в котором едва можно было различить кого-то в белом одеянии, белизной превосходящим свет.
Когда видение рассеялось, Матросик испуганно взглянул на остальных.
— Что за хрень? — спросил он, и непроизвольно перекрестил рот, — что за дети Тьмы?..
— И дети Света! — подсказал Молодой, и зачем-то протёр кулаками глаза. — Вы видели, что за мечи у них были?
— Настоящие секиры, — сказал Мужик со знанием дела. — Ровные, к острию идущие углубления для стока крови. С каждой стороны по два. Лезвие укреплено с обеих сторон золотым колосом. Длина, эдак, в локоть с половиной, и ширина — пальца четыре. На рукоятке отборный рог с резным узором в золоте и серебре, и просто усыпан драгоценными камнями.
— А ещё — Иисус, — робко сказал Матросик. — В белых одеждах. И облако, что белее снега зимой… Что это было?
— Эпизод моего уголовного дела, — сказал Кандидат и грустно улыбнулся.
— Гипноз, что ли?
Все молча ждали ответа, а Кандидат потянулся, и подошёл к окну. Закурив, он выпустил дым в форточку высокого тюремного окна.
— Матросик, а что было в руках Иисуса? — Спросил Кандидат с надеждой.
— Так ведь…Крест! — вспомнил Матросик. — Точно. В одной руке — крест, в другой… не помню.
— Свитки, — сказал Кандидат. — Он нёс в руках Свитки, на которых были начертаны… если угодно, понятия. Общие для всех.
— И о чём там, конкретно? — спросил Морячок.
— О сверхчеловеке, — сказал тихо Кандидат, но так, что его услышал каждый.
— Да иди ты! — Хохотнул Морячок.
— Докажи!
— Иисус учил сверхвозможностям человека.
— Каким?
— Разным. Тем, которыми владел сам. Обучал способам ощутить себя Творцом. Учил, как и где построить Храм, чтобы в нём первосвященствовал Всевышний.
— Ну? — промычал Молодой.
— Не нукай, не запряг! — Наехал на Молодого Морячок. — Ты что, не понял, насколько это не про нас?
— Это как раз про нас, — возразил Кандидат, улыбаясь. — Если мы не хотим тотального уничтожения людей, другого пути у нас уже нет.
— Может, кто и хочет, только не я, — сказал Молодой.
— И я не хочу, — искренне сказал Морячок.
Мужик согласно кивал головой, а Бывалый спросил:
— А кто тогда хочет?
— Никто не хочет. Но изменить себя, и возлюбить ближнего как себя самого, мало кто сегодня может. — Молодой перебил Кандидата заливистым хохотом, но тут же получил удар по почкам.
— Продолжай. — Заинтересованно сказал Бывалый.
— Так вот. Тут не смеяться надо. Ведь если не возлюбить… если всё оставить, как есть… то уже сегодня планета может оказаться без городов, зон и тюрем. Без нашей «крытки», и колючей проволоки. И не будет ни конвоя, ни сук. Но не будет и мужиков, и тех, кто мог бы помянуть сметённое с лица Земли человечество. — Кандидат замолчал. Ветер бессильно взвыл и умолк, а в наступившей тишине было слышно, как на лампе спаривались мухи.
— Никого! — Прервал тишину Морячок. — Чистая планета. Без параши. — От его слов стало ещё тоскливей.
Бывалый вдруг оказался за спиной Михаила, и прошептал на ухо:
— Сдаётся мне, не крест, а кинжал был в руках Иисуса.
— Как! — Вскрикнул Кандидат, а Бывалый его больно обнял за шею и прошептал:
— Тише. Не на рыбалке. Слыхал я байку, стянули, якобы, у самого Иисуса кинжал. А к нему и бумаги какие-то в придачу.
— Ты их видел?! — Изменился в лице Кандидат.
— Тихо, тихо, тихо. — Улыбался Бывалый, отводя Кандидата подальше от ушей. — До твоего гипноза я их не видел, а только слышал о них. Тут один человечек сидел, всё во сне про свитки какие-то бормотал, так за ним из ФСБ приезжали.
— Кто такой? — Спросил Кандидат.
— Сашка. Бубен.
— И где он теперь?
— А я знаю? — хмыкнул Бывалый. — Ему мокруху клеили. Тройное убийство.