— Ты чего не ешь, а? — спросил он, указывая на люля-кебабы: — Невкусно?
— Я… не голодна.
— Понятно. — Микки еще раз окинул ее взглядом и почувствовал, что хочет ее. Всю. И сейчас.
— Слушай, может мы могли бы пройти в гостиницу? — предложил он.
— Почему нет? — она пожала плечами: — Все равно ты уже заплатил. Это твой час. Только вот в гостиницу не надо, это дорого. Пойдем ко мне, здесь недалеко.
— Давай к тебе. — согласился Микки, вставая.
— Извини. — сказала Зара: — Можно я заберу это с собой? — она кивнула на недоеденные кебабы и бургер: — все равно выкинут, а ты уже заплатил…
— Забирай.
Они шли и шли. Фонари попадались все реже, а трещины на асфальте все чаще. Пакеты с мусором, нарочито брошенные посреди улицы, надписи яркими красками поперек старых кирпичных стен, разбитые стекла и устойчивый запах мочи в подъезде. Тусклая лампочка едва освещала номер на двери, облезшая краска чешуей сползала с деревянного косяка.
— Холодно, — сказал Микки, протиснувшись в дверь вслед за Зарой. Пустая маленькая квартирка, голые стены, кушетка, небольшая тумбочка и бумажная перегородка с нарисованными на ней журавлями.
— У нас отопление выключили. — извиняющимся тоном сказала Зара: — но я печь поставила, вот тут, в углу. Просто дров нет. Извини, я сейчас. — она исчезла за перегородкой. Микки осмотрелся и сел на старый табурет. Что он здесь делает? По всему выходило, что дела у Томоко шли из рук вон плохо. Микки не любил проблемы. По крайней мере он не любил проблемы у тех девушек, с которыми он проводил время. У него и своих проблем хватает, подумал он, может быть уйти отсюда к черту? Но всплывшая в памяти фигурка Зары и то, что он уже заплатил деньги удержало его. Да, он, Микки Ханникенен — добрый человек, но если его, Микки разводят на деньги, то он может сказать — без шансов, приятель. И сейчас он уйдет отсюда и ноги его здесь больше не будет, но не раньше, чем эта красотка даст ему все, за что он уже заплатил. Верно.
— Извини, я заставила тебя ждать. — сказала Зара, появившись из-за перегородки. Она подошла к нему и положила руки на плечи. Микки прижал ее к себе. Черт, подумал он, она меня с ума сводит, вот ради этого и стоит жить, стоит бороться, стоит все это… Какой-то шорох за перегородкой заставил его обернуться.
— Что это? — спросил он, насторожившись. В голове пронеслись тревожные мысли, в этом районе нет ничего невозможного, там может быть здоровенный громила с обрезком трубы в кулаке и пока девушка-приманка отвлекает внимание, он огреет его по голове, ограбит и бросит где-нибудь в гетто, или это ревнивый муж с пистолетом в руке, а то и сутенер или…
— Это… ничего, не обращай внимания. — сказала Зара, обнимая его. Микки оттолкнул ее, Зара отлетела на кушетку, а он был уже на ногах. Он подскочил к перегородке и рывком отдернул ее, готовый дорого продать свою жизнь. И замер. За перегородкой, на маленьком матрасе, постеленном прямо на полу, сидела маленькая девочка, закутанная в одеяло. Девочка ела люля-кебабы, сжимая их в кулачках, на ее щеках застыли две белые полоски от высохших слез.
— Что за … — начал было Микки. И заткнулся. Девочка подняла на него глаза и вздрогнула, словно ожидая удара.
— Извини. — сказала Зара за спиной: — Обычно она ведет себя тихо. Просто ты купил очень вкусные кебабы. Вообще-то ей молоко нужно, без молока она кашляет, но я потом схожу, куплю, ты же дал мне денег. Не обращай внимания, просто закрой перегородку, она не будет нам мешать.
— Это твоя дочь? — спросил Микки охрипшим голосом.
— Да. — сказала Зара. Микки закрыл перегородку, подошел к кушетке и сел на нее, уронив голову на руки. Зара обняла его.
— Постой. — сказал Микки: — Я не могу… так.
— Я… я могу вернуть тебе деньги. — с трудом сказала Зара: — Только…
— Нет, не надо. — сказал Микки, вставая: — Я скоро приду.
Через пять минут он уже шел по улице твердым шагом.
Через двадцать он остановил такси.
Через час он вошел в дверь "Золотого Льва", самого престижного ночного клуба в городе. Сперва он подошел к Моне-младшему, продувному еврею, который зарабатывал на всем, на что только можно было делать ставки или заключать пари.