– Я не знаю... – растерянно сказала девушка.
– Послушай, я заплачу за час. Просто посиди рядом, а?
– Конечно... я просто...
– Садись. – Микки сел сам и хлопнул ладонью по стулу рядом: – сейчас принесу выпить. И поесть. И ... ах, да, деньги... вот.
В меню у "Толстяка Мо" сегодня были только гамбургеры и люля-кебабы, подозрительного вида мясные колбаски, поджаренные над электрическим грилем. И водка.
– Не сезон. Или все выпили. – сказал Микки, раскладывая перед Томоко люля-кебабы: – осталось только это.
– Здесь всегда одно и то же. – ответила та.
– Ну, за твое здоровье. – сказал Микки, опрокидывая первую рюмку.
– Знаешь... – сказал он чуть позже: – вчера я проиграл бой. В девятом раунде. Слег вчистую. Случайность... понимаешь... – и он объяснил ей, что этому слабаку Уоллесу просто повезло, что он, Микки Ханникенен, был не в форме, потому, что всю ночь мотался по кабакам а под утро спал на огромной кровати с шелковым балдахином сразу с тремя девицами. И что если бы он не поскользнулся, он сделал бы его как лежачего, что бой шел как надо и даже тренер, даже он говорил – "Миколаус, мальчик, он же твой, сделай его, и все будет как надо, только сделай, только не промажь, у него же такая правая, он из твоей печенки фарш сделает, не подставляйся, мальчик, держи дистанцию, а вот хук у тебя как надо, здорово ты его достал, еще пару раз туда и он будет руки вверх поднимать, тут-то его под апперкот и выведешь...". И все шло как надо и сам Уоллес стал шататься и пропускать явные удары, но тут Микки поскользнулся и упал на колено, а этот проклятый Уоллес, ударил сверху. Конечно их развели, конечно Уоллесу сделали замечание, но его правая уже взболтала мозги Микки как яичницу. Еще два удара и все. И все. Контракта с мировой ассоциацией бокса не будет. Мировой славы и миллионов – тоже. А он должен Пако, потому что опять ставил на Зеленую молнию, а Зеленая молния сломала себе ногу на втором заезде и все призы взял Угольник, вороной под седьмым номером, а деньги ушли в трубу и теперь ему не хватит даже на то, чтобы заплатить закладные за красную "Феррари" и пятикомнатную квартиру в центре Сити. И даже тренер, этот упрямый старик сказал: – "Микки, мой мальчик, тебе не хватает мотивации. За что ты бьешься? Ты вялый как вареная рыба. Мотивация, мальчик мой, ты должен хотеть победы всем сердцем." А он, Микки знает, что ему хватает мотивации, он бьется за особняк на берегу моря, за гонорары и восхищенные крики толпы, он не проиграет, вот увидишь, крошка, он еще встанет на вершине... тут он посмотрел ей в глаза, запнулся и выпил еще.
– Ты чего не ешь, а? – спросил он, указывая на люля-кебабы: – невкусно?
– Я... не голодна.
– Понятно. – Микки еще раз окинул ее взглядом и почувствовал, что хочет ее. Всю. И сейчас.
– Слушай, может мы могли бы пройти в гостиницу? – предложил он.
– Почему нет? – она пожала плечами: – все равно ты уже заплатил. Это твой час. Только вот в гостиницу не надо, это дорого. Пойдем ко мне, здесь недалеко.
– Давай к тебе. – согласился Микки, вставая.
– Извини. – сказала Зара: – можно я заберу это с собой? – она кивнула на недоеденные кебабы и бургер: – все равно выкинут, а ты уже заплатил...
– Забирай.
Они шли и шли. Фонари попадались все реже, а трещины на асфальте все чаще. Пакеты с мусором, нарочито брошенные посреди улицы, надписи яркими красками поперек старых кирпичных стен, разбитые стекла и устойчивый запах мочи в подъезде. Тусклая лампочка едва освещала номер на двери, облезшая краска чешуей сползала с деревянного косяка.
– Холодно, – сказал Микки, протиснувшись в дверь вслед за Зарой. Пустая маленькая квартирка, голые стены, кушетка, небольшая тумбочка и бумажная перегородка с нарисованными на ней журавлями.
– У нас отопление выключили. – извиняющимся тоном сказала Зара: – но я печь поставила, вот тут, в углу. Просто дров нет. Извини, я сейчас. – она исчезла за перегородкой. Микки осмотрелся и сел на старый табурет. Что он здесь делает? По всему выходило, что дела у Томоко шли из рук вон плохо. Микки не любил проблемы. По крайней мере он не любил проблемы у тех девушек, с которыми он проводил время. У него и своих проблем хватает, подумал он, может быть уйти отсюда к черту? Но всплывшая в памяти фигурка Зары и то, что он уже заплатил деньги удержало его. Да, он, Микки Ханникенен – добрый человек, но если его, Микки разводят на деньги, то он может сказать – без шансов, приятель. И сейчас он уйдет отсюда и ноги его здесь больше не будет, но не раньше, чем эта красотка даст ему все, за что он уже заплатил. Верно.
– Извини, я заставила тебя ждать. – сказала Зара, появившись из-за перегородки. Она подошла к нему и положила руки на плечи. Микки прижал ее к себе. Черт, подумал он, она меня с ума сводит, вот ради этого и стоит жить, стоит бороться, стоит все это... Какой-то шорох за перегородкой заставил его обернуться.
– Что это? – спросил он, насторожившись. В голове пронеслись тревожные мысли, в этом районе нет ничего невозможного, там может быть здоровенный громила с обрезком трубы в кулаке, и пока девушка-приманка отвлекает внимание, он огреет его по голове, ограбит и бросит где-нибудь в гетто, или это ревнивый муж с пистолетом в руке, а то и сутенер или...
– Это... ничего, не обращай внимания. – сказала Зара, обнимая его. Микки оттолкнул ее, Зара отлетела на кушетку, а он был уже на ногах. Он подскочил к перегородке и рывком отдернул ее, готовый дорого продать свою жизнь. И замер. За перегородкой, на маленьком матрасе, постеленном прямо на полу, сидела маленькая девочка, закутанная в одеяло. Девочка ела люля-кебабы, сжимая их в кулачках, на ее щеках застыли две белые полоски от высохших слез.
– Что за ... – начал было Микки. И заткнулся. Девочка подняла на него глаза и вздрогнула, словно ожидая удара.
– Извини. – сказала Зара за спиной: – обычно она ведет себя тихо. Просто ты купил очень вкусные кебабы. Вообще-то ей молоко нужно, без молока она кашляет, но я потом схожу, куплю, ты же дал мне денег. Не обращай внимания, просто закрой перегородку, она не будет нам мешать.
– Это твоя дочь? – спросил Микки охрипшим голосом.
– Да. – сказала Зара. Микки закрыл перегородку, подошел к кушетке и сел на нее, уронив голову на руки. Зара обняла его.
– Постой. – сказал Микки: – я не могу... так.
– Я...я могу вернуть тебе деньги. – с трудом сказала Зара: – только...
– Нет, не надо. – сказал Микки, вставая: – я скоро приду.
Через пять минут он уже шел по улице твердым шагом.
Через двадцать он остановил такси.
Через час он вошел в дверь "Золотого Льва", самого престижного ночного клуба в городе. Сперва он подошел к Моне-младшему, продувному еврею, который зарабатывал на всем, на что только можно было делать ставки или заключать пари.
– Послушай, Моня. – сказал он, наклоняясь к нему: – какие ставки я могу сделать... – тут он понизил голос и никто из рядом стоящих не услышал, что он сказал.
Потом он отдал Моне остаток денег и золотые часы. И направился к дверям в чилл-аут походкой человека, наконец обретшего смысл в этой жизни.
Двое громил в пиджаках и галстуках, которые смотрелись на них, как седло со стременами на дойной корове, заступили ему дорогу.
– Эй, ты куда? – спросил один из них, тот что слева.
– К Уоллесу.
– Мистер Уоллес занят. Иди, погуляй. – сказал тот, что справа. Тра-ля-ля и Тру-ля-ля. Близнецы-переростки, не отягощенные интеллектом и сомнениями.
– Да какого черта... – сказал Микки себе под нос и ввинтил свой кулак в челюсть Тра-ля-ля. Тотчас присел и над головой у него пронесся хук Тру-ля-ля. Сильно. Мощно. Глупо. Микки отправил второго близнеца в нокаут. Потом была золотая дверь. Вернее – позолоченная. Ее Микки открыл одним пинком.
– Уоллес! – крикнул он: – Уоллес!
– Кто назвал мое имя? – раздался голос и сквозь расступившуюся толпу полуобнаженных девушек, и молодых развязных парней в смокингах, вышел сам чемпион.
– А... это ты. – сказал Уоллес, разглядывая Микки: – никак тебя сюда волоком доставили, а?