— Кто?
— Ну, мэр Коул, конечно, и еще Висломордый.
Лина взглянула на подругу вопросительно.
— Да ты его знаешь, старый Фарло Баттен, начальник складов. Он такой придира, Лина, ты бы его просто возненавидела! Он записы вает нам опоздание, даже если мы придем на работу в две минуты девятого, и стоит у нас над душой, когда мы пишем, а это ужасно, потому что у него так воняет изо рта, а потом он тычет пальцем в строчку, которую ты толь ко что написала, и нудит: «Это слово не разо брать, то слово тоже не разобрать, эти цифры неразборчивы». Любимое словечко у него — «неразборчиво».
Когда они наконец добрались до дому, Лина на секунду заглянула в лавку, чтобы поздороваться с бабушкой, а потом подружки поднялись по лестнице в квартиру. Лиззи жаловалась, как это ужасно — стоять на ногах целый день, как у нее болят от этого колени и как жмут башмаки, — и прервала свои жалобы только на секунду — поздороваться с миссис Эвелин Мердо, которая сидела у окна с Поппи на руках. А потом снова затараторила.
— Лин, а ты где была во время долгого от ключения? — спросила она, но тут же вос кликнула, не дожидаясь ответа: — Я-то дома была, к счастью! А правду говорят, на улице очень страшно было?
Лина коротко кивнула. Она не хотела вспоминать тот день.
— Ненавижу эти отключения, — продолжа ла трещать Лиззи. — А знаешь, что люди го ворят? Что свет будет отключаться все чаще и чаще, пока однажды, — она запнулась, на секунду нахмурилась, но тут же защебета ла еще более беззаботно, чем раньше: — Ну и ладно, со мной, во всяком случае, ничего плохого не случилось. Наоборот, я сразу, как свет обратно включили, решила: дай-ка наряжусь получше и сделаю себе новую при ческу.
Лина устало подумала, что Лиззи похожа на часы, пружину которых слишком сильно завели и которые поэтому слишком быстро идут. Лиззи всегда была такой, но сегодня она выглядела более возбужденной, чем обычно. Ее глаза блуждали, пальцы нервно теребили подол куртки. Она как-то потускнела, а ее знаменитые веснушки казались просто брызгами грязи на бледном лице.
— Лиззи, — сказала Лина, увлекая ее к сто лику в углу комнаты. — Дай я тебе кое-что по кажу…
Но Лиззи не слушала ее.
— Ты такая везучая, что ты вестник, — тара торила она. — Это, наверное, так классно рабо тать вестником! Я бы и сама хотела. И у меня бы так хорошо это получалось! А моя работа такая скучная!
Лина внимательно посмотрела на подружку:
— Неужели тебе в ней совсем ничего не нра вится?
Лиззи вдруг как-то криво ухмыльнулась:
— Нет, кое-что нравится.
— Что же?
— Не могу сказать. Это секрет.
— Вот как, — сухо сказала Лина, подумав про себя: «Ну и не говорила бы тогда вовсе».
— Может быть, я расскажу тебе когда-нибудь, — продолжала Лиззи. — Я пока не знаю.
— Ну и ладно, — бросила Лина. — Моя работа мне, во всяком случае, нравится. Но я хотела поговорить с тобой о другом. Смотри, что я вчера нашла.
Она убрала со стола ящик и подняла лист бумаги, которым был накрыт склеенный документ. Лиззи взглянула на клочки бумаги:
— Это тебе кто-то такое послание передал? А почему оно все рваное?
— Нет, это было у нас в чулане. Поппи добралась до этой бумаги и чуть не съела ее. Поэтому все это в таком виде. Но посмотри на этот почерк. Разве не странно?
— Ага, — сказала Лиззи равнодушно. — А знаешь, у кого очень-очень милый почерк? У Милы Боун, мы вместе работаем. Это надо видеть — у букв «р» и «у» такие миленькие хвостики, а заглавные буквы все с такими стильными петельками. Конечно, Висломордый ненавидит все это, говорит, что это «неразборчиво», и…
Лина вздохнула и снова бережно накрыла склеенный документ чистым листом бумаги. С какой стати она вообще решила, что Лиззи проявит интерес к ее находке?
С Лиззи было всегда весело. Но это веселье было неизменно связано с какой-нибудь беготней — прятками, пятнашками и вообще всякими подвижными играми, где требуется быстро бегать, ловко прыгать и куда-нибудь залезать. Лиззи вряд ли можно было бы заинтересовать хоть чем-то написанным на бумаге.
Так что Лина убрала документ с глаз долой, села рядом с подругой и рассеянно слушала ее щебетание, пока та не иссякла окончательно.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Лиззи. — Как здорово было повидаться с тобой, Лина! Я скучаю по тебе. — Она встала и слегка взби ла свои волосы. — А ты вроде хотела мне что-то показать? Ах, ну да, этот смешной почерк… Правда, очень, очень мило. Везет тебе, най ти такое! Приходи ко мне поскорее еще раз, ладно? Я так скучаю в своей кошмарной кон торе.
Вечером Лина сварила свекольник. Поппи тут же разлила его и устроила на столе красное озеро. Бабушка смотрела в тарелку, помешивая суп, но есть так и не стала.
— Что-то не очень хорошо себя чувствую, — пожаловалась она и пошла прилечь.
Лина быстро убирала на кухне. Как только домашние дела будут сделаны, можно будет наконец посвятить себя исследованию загадочной бумаги. Она постирала одежду Поппи, пришила оторвавшиеся пуговицы своей красной куртки, убрала тряпье, мешки, узлы и коробки, которые бабушка выкинула из чулана. И когда она все это переделала и уложила Поппи спать, у нее еще осталось целых полчаса на изучение кусочков бумаги.