Выбрать главу

Письмецо я хранил, и минуты, которые иногда проводил над ним, я считал поэтическими.

Подходила весна. От Кармановых я получил предложение провести с ними лето. Они обещали заехать за мною. Маман изготовила мне полосатые трусики.

Этой зимой мы видели члена Государственной думы. Канатчиков делал осмотр, какой будет нужен ремонт. Он стоял у окна и ощупывал рамы. Член думы проехал вдруг - в маленьких санках., запряженных большой серой лошадью под оливковой сеткой. Канатчиков крикнул нам. Мы подбежали и успели увидеть молодцеватую щJку и черную бороду. - Наш, крайний правый, - сказал нам Канатчиков. Мы улыбнулись приятно.

21

У Кармановой были еще в нашем городе кое-какие делишки. Она продавала участок, который достался ей по закладной. Из-за этого она прожила у нас несколько дней.

Я и Серж побывали вдвоем в Шавских Дрожках. Оркестр играл, как всегда. Из купален слышны были всплески. Лоза над рекою цвела. - Серж, ты помнишь, сказал я, - когда-то мы были здесь счастливы.

Долго мы ехали в поезде. Утром мы вскакивали, чтобы видеть восход. К концу дня облака принимали вид гор, обступающих воду.

Прибыв в Севастополь, мы наскоро осмотрели собор панораму и перед вечером отплыли. Мы заболели в пути морскою болезнью. Мы приплыли поздно, и я не увидел впотьмах ни мечети, ни церкви. Я знал их давно по открытке "Приветствие из Евпатории".

Нас посадили на шлюпки. Мне сделалось дурно, когда я слезал туда по веревочной лестнице. - Васенька - мысленно вскрикнул я. Кто-то подхватил меня снизу.

У мола нас ждал Караат, запряженный в линейку. Он взят был на лето напрокат у татар. Держа вожжи, возница - на "даче" он был управляющий, кучер, садовник и сторож - обернулся к Кармановой и начал ей делать доклад.

Одинаковые, друг за другом шли дни. Мы вставали. Карманова в "красном, с турецким рисунком, матинэ из платков" принималась сновать между "флигелем", в котором мы жили, и "дачей". Являлись с корзинами булочники. Караат начинал возить дачников к грязям и в город. Карманова, стоя в пенсне у ворот, отмечала в блокнотике, кто куда едет. Во двор, томно глядя, выходил Александр Халкиопов, студент. Мы здоровались с ним и отправлялись с ним к морю.

У моря мы проводили все утро, валяясь, беря в горсть песок и по зернышку медленно сыпля его. Александр рассказывал нам интересные штуки. Я часто чего-нибудь не понимал. - Ты дитя, - говорил тогда Серж, - шаркни ножкой. - В Москве он узнал много нового, много такого, чего я никогда бы себе и представить не мог.

Отобедав, я уходил с Сержем в тень. Он читал там "Граф Монте-Кристо" или "Три мушкетера". Он брал их из библиотеки. Когда он кончал читать первую книгу и принимался за следующую, я начинал читать первую. Мне не удавалось прочесть только последнюю книгу - окончив ее, Серж отдавал ее. Я вспоминал тогда о деньгах Чигильдеевой. Если бы я ими мог уже распоряжаться, я сам записался бы в библиотеку и ни от кого не зависел бы.

Вечером дачницы, перекликаясь, собирались на главной террасе. Гурьбой, драпируясь в "чадры" из расшитого блестками "газа", они уводили Александра гулять. Их мужья отправлялись в бильярдную. Дети садились на доску качелей и тихо покачивались. Я и Серж подходили и прислонялись к столбам. Становилось темно. Инженерша при лампе читала у себя на веранде "Кво вадис?". Кухарка с помощницей, сидя на заднем крыльце, тоже с лампочкой, чистили к завтраму овощи. В море гудел пароход. Иногда недалJко начинали играть на трубе.

Мел, гвоздей,

подпевал я тогда ей беззвучно,

Кистей, лак и клей.

Тарахтела, приближаясь к воротам, линейка, бегал Караат, и его распрягали.

В шкафу я нашел одну книгу, называвшуюся "Жизнь Иисуса". Она удивила меня. Я не думал, что можно сомневаться в божественности Иисуса Христа. Я прочел ее прячась и никому не сказал, что читал ее. - В чем же тогда, говорил я себе, - можно быть совершенно уверенным?

Новые дачники сразу подолгу сидели на солнце, и оно обжигало их. Мы им советовали употреблять "Идеал", крем Петровой. Потом мы ходили к ней и получали "комиссию". Я дочитал на нее "Мушкетеров" и "Графа" и скопил два двугривенных.

Скоро появились арбузы и дыни. Теперь Караата кормили их корками. Значит, он сыт, - говорила Карманова, - если не ест их.

В одно воскресенье Александр решил съездить в город. Он взял нас с собой. На бульваре мы сели. Рассеянные, мимо нас пробегали девицы. Тогда он вытягивал ногу, и они спотыкались. Уткнувшись в платок, Серж ужасно смеялся. Я думал о том, что он слишком уже увлечен Александром, и мне начинало казаться, что он равнодушен ко мне.

Караимская дама Туршу, наша новая дачница, попросила однажды, чтобы я показал ей, где живет хиромант. Я пошел с ней вдоль каменных стен, за которыми, низенькие, росли абрикосы. Она была черная, с темными веками, в розовом платье и зеленой "чадре". - Побеседуемте, - предложила она мне, и я рассказал ей, как был убит инженер. - Без причины, - сказал я, - конечно, его не убили бы.

Из Евпатории я возвращался один. Инженерша дала мне для маман "перекопскую дыню". Туршу помахала мне вслед из окна своей комнаты, и Александр, который стоял у окна вместе с ней, покивал мне. Серж сел на линейку со мной и проехался до парохода.

22

Когда я приехал и вышел из вокзала на площадь, то город показался мне странным. На улицах не было видно деревьев. Извозчики были одеты по-зимнему. Дрожки у них были однолошадные. Не было слышно, как море шумит. Я представил себе "Графскую пристань" - колонны и статуи и ступени к воде. - Серж, Серж, ах, Серж, - по привычке вздохнул я.

Собор против нашего дома почти был достроен. Его купола были скрыты холщовыми навесами в виде палаток. Извозчик сказал мне, что там золотильщики.

Аннушка с бабкой и дочерью Федькой стояла у дома на солнышке. - Может быть, - думал я, - глядя на эти шатры, она вспоминает маневры. - Она поклонилась и крикнула что-то.

Маман была дома. Увидя меня из окна, она выбежала, и Евгения выбежала вслед за нею. Они расспросили меня, пока я умывался. - Вот видишь, - сказала маман, - как приятно иметь знакомых со средствами.

ВсJ разузнав от меня, она стала сама сообщать мне, что случилось в течение лета. То место, где была расположена выставка, оказалось, теперь называется "Николаевский парк". Там устроено было гулянье в пользу "Русского человеколюбивого общества". Щукина, сидя в киоске, продавала цветы, и маман помогала ей: господин Сиу встретил ее и усадил.

Просиявшая, она стала смотреть на окно. Я взволнован был. В первый же день по приезде я услышал о Щукиной, "Образование" которой посещала в "нечетные дни" Натали, и о господине Сиу. Я подумал, что, может быть, это предзнаменование.

Я пробежался. Вдоль дамбы местами сидели рабочие и разбивали булыжники в щебень для чинки шоссе. С электрической станции уже убирали мостки и подпорки. Магистр Ян Ютт перебрался со своею аптекой в новый собственный дом - он украшен был около входа барельефом "сова".

Я побродил между Щукиной и домом Янека. Если бы вдруг Натали появилась здесь - благовоспитанная, с скромным видом и с папкой "мюзик", - я сказал бы ей: - Здравствуйте.

В классе среди второгодников оказались Сергей Митрофанов из "Религиозных предметов" и - Шустер. Он жил в нашем доме, и мы вместе пошли из училища. Он рассказал мне, что его младший брат исключен, потому что уже просидел в первом классе два года и остался на третий. Отец отлупил его и отдал в пекарню "Восток".

Из газеты "Двина" мы узнали однажды о несчастье, случившемся с Александрою Львовной. Скончался ее муж, доктор Вагель. Мы очень жалели ее. Мало, мало, - сказала маман, - довелось ей наслаждаться семейною жизнью.

Мы были на похоронах. Там мы встретили нескольких прежних знакомых. Они уже сгорбились, стали седыми. Маман упрекала их, что они совершенно забыли ее. Была музыка. Я шел с Андреем, и мы узнавали места, которые в прошлом году вместе видели. - Вот "мел, гвоздей", - говорили мы. - Будьте здоровы. "И. Ступель".

На кладбище, возле могилы Карманова, вспомнив, я рассказал, как в то время, когда я гостил в Евпатории, Сержу покупали одной булкой больше, чем мне, и объясняли при этом, что платят за лишнюю из его собственных средств. Отстав от процессии, мы посмеялись.