- "Страшный мальчик", - озаглавил это происшествие отец. Маман с досадой посмотрела на него. Она любила, чтобы относились ко всему серьезно.
Александра Львовна Лей уже три дня не приходила к нам, и за обедом мы поговорили о ней. Мы решили, что она "на практике". Мне прибавляли киселя два раза, чтобы мои силы, пошатнувшиеся от испуга, поскорей восстановились. На стене передо мной был ангел от Л. Кусман. С пальмовою веткой он стоял на облаке. Звезда горела у него над головой.
Явился Пшиборовский, фельдшер. С волосами дыбом и широкими усами, он напоминал картинку "Ницше". Поднявшись, отец велел ему почистить инструменты и пошел из комнаты. - В объятия Морфея, - пояснил с почтительностью Пшиборовский, поклонившись ему вслед. - Располагайтесь здесь, распорядилась, оставаясь за столом, маман. - Не стоит зажигать вторую лампу. - Истинно, - ответил Пшиборовский.
Заблестели разные щипцы и ножницы. - Сегодня, - говорил он, чистя, мне случилось быть в костеле. Проповедь была прекрасная. - И он рассказывал ее: как мы должны повиноваться, выполнять свои обязанности. - Это верно, согласилась снисходительно маман и призадумалась. - Ведь бог один, - сказала она, - только веры разные. - Вот именно, - расчувствовался Пшиборовский. Он сиял.
Так рассуждающими нас застала Александра Львовна Лей. Мы были рады, разогрели для нее обед, расспрашивали, кто родился. В семь часов я был уложен и закрыл глаза. Тот страшный мальчик вдруг представился мне. Я вскочил. Вбежали дамы, взволновались и, пока я не уснул, сидели около меня и разговаривали тихо. - Нет, а Лейкин, - засыпая, слышал я. - Читали, как они в Париже заблудились, наняли извозчика и говорили ему адрес? - И они смеялись шепотом.
3
Снег лег на булыжники. Сделалось тихо. Цецилию мы выгнали. Она поносила нашу религию, и это стало известно маман.
Замок скрынки сыграл свою музыку, папа Лев показался еще раз - в ермолке и пелерине. Растрогавшись, я решил распроститься с Цецилией дружески и поднести ей хлеб-соль. Я посолил кусок хлеба и протянул его ей, но она оттолкнула его.
Факторка Каган прислала нам новую няньку. Она была из униаток, и это всем нравилось. - Есть даже медаль, - говорили нам гости, - в честь уничтожения унии. - Рождество наступило. Маман улыбалась и ходила довольная. - Вспоминается детство, - твердила она.
Встречать Новый год ее звали к Белугиным. Завитая и необыкновенно причесанная, она прямо стояла у зеркала. Две свечи освещали ее. Встав на стул, я застегивал у нее на спине крючки платья. Отец был уже в сюртуке. Он обрызгивал нас духами из пульверизатора. - Как светло на душе, - подошла к нему и, беря его за руку, сказала маман. - Отчего это? Уж не двести ли тысяч мы выиграли?
Раздеваемый нянькой, я думал о том, что нам делать с этим выигрышем. Мы могли бы купить себе бричку и покатить в город Эн. Там нас полюбили бы. Я подружился бы там с Фемистоклюсом и Алкидом Маниловыми.
Утро было приятное. Приходили сторожа из присутствия, трубочисты и банщики и поздравляли нас. - Хорошо, хорошо, - говорили мы им и давали целковые. Почтальон принес ворох открыток и конвертов с визитными карточками: оркестры из ангелов играли на скрипках, мужчины во фраках и дамы со шлейфами чокались, над именами и отчествами наших знакомых отпечатаны были короны.
Маман, улыбаясь, подсела ко мне. - Нынче ночью, - сказала она, - я познакомилась с дамой, у которой есть мальчик по имени Серж. Вы подружитесь. Завтра он будет у нас. - Она встала, посмотрела на градусник и послала нас с нянькой гулять.
Пахло снегом. Вороны кричали. Лошаденки извозчиков бежали не торопясь. С крыш покапывало. - Вдруг это Серж, - говорили мы с нянькой о тех мальчиках, которые нравились нам. Толстый Штраус прокатил, в серой куртке и маленькой шляпе с зелененьким перышком. Он одной рукой правил, а другую держал у мадам Штраус на пояснице. В соборе звонили, и все направлялись в ту сторону - посмотреть на парад.
Потолкавшись в толпе, мы нашли себе место. Солдаты притопывали. Полицейские на больших лошадях, наезжая, отодвигали народ. Колокола затрезвонили. Все встрепенулись. Нагнувшись, в дверях показались хоругви и выпрямились. Отслужили молебен. Парад начался. Кто-то щелкнул меня по затылку. В пальто с золочеными пуговицами, это был ученик. Он уже не смотрел на меня. Подняв голову, он следил за движением туч. Он напомнил мне нашего ангела (на обоях в столовой), и я умилился. - Голубчик, - подумал я.
Мы возвращались военной походкой под звуки удалявшейся музыки. Отец, разъезжавший по разным местам с поздравлениями, встретился нам. Он посадил меня в сани и подвез меня. Нянька бежала за нами.
Когда мы пришли, на диване в гостиной сидел визитер. Держась прямо, маман принимала его. Он вертел в руках пепельницу "Дрейфус читает журнал" и рассказывал, что в Петербурге появились каучуковые шины. - Идете, - сказал он, - и видите, как извозчичьи дрожки несутся бесшумно.
Обедая, мы пожалели, что Александра Львовна не с нами. Мы послали за ней Пшиборовского, но она оказалась, бедняжка, на практике.
Вечером прибыли гости, и мы рассказали им о резиновых шинах. - Успехи науки, - подивились они. Бородатые, как в "Священной истории", они сели за карты. Отец между ними казался молоденьким. -Пас, - объявляли они. Один из них был "выходящей", и маман занимала его. - Я вчера познакомилась, говорила она, - с инженершей Кармановой. Это очень приятная женщина. Недаром, собираясь к Белугиным, я полна была светлых предчувствий. Она завтра будет у нас. - И Серж тоже, - сказал я.
Час их прихода настал наконец. Зазвенел колокольчик. Я выбежал. Лампа горела в передней. Маман восклицала уже. Перед ней улыбались, сморкаясь и освобождаясь от шуб, дама-Чичиков и "Страшный мальчик".
4
Ангел в столовой понравился им. Инженерша деловито осмотрела его сквозь пенсне и сказала, что он заграничный. Я рад был. Она благодушно поглядывала. На ней была кофта из синего бархата с блестками, брошь "собрание любви" и кушак с пряжкой "лира". - Вы ездите в крепость? - спросила она. - По субботам там бывают акафисты.