– Мы надеемся, – заканчивались почти все статьи, – что прокуратура и РКП не преминут заглянуть в тайники пресловутого комитета и вывести на чистую воду тех, кто под флагом «научной» работы устроил выгодное для себя «дельце».
Дальше в коротенькой заметке, за подписью «Монтер» сообщалось, что администрация завода «Вите-гляс», хвалящаяся якобы полной рационализацией производства, не может додуматься до такой простой вещи как замена грозящих самовозгоранием проводов.
«Несмотря на многочисленные наши заявления. – писал Монтер, – администрация глуха, как тетерев. А откуда берутся средства на ненужную никому командировку за границу одного из воротил комитета по диефикации академика Загородного?»
Локшин с досадой вышвырнул газеты за окно и поспешно перелистал журналы. Но ни один из журналов ни словом не упоминал о диефикации. Лишь в «Журнале для женщин» на последней полосе был дан портрет очень хорошо одетой с лицом мировой звезды экрана девушки, на фоне зубчатых колес и шестеренок с невыразительной надписью:
– В диефицированной Москве.
Несколько строк о диефикации Локшин нашел и в «Огоньке». В отделе «Окно в мир», рядом с фотографией редкостного пуделя, купленного в Лондоне герцогом Соуптгемским за баснословную сумму, занимая точно такое же место, находился, снимок с решетчатого цоколя искусственного солнца и под ним в трех строках сообщалось нечто невразумительное об усилении ночного освещения Москвы.
Отбросив журналы, Локшин высунул из окна разгоряченную голову. Вдали россыпью пестрых огней переливалась Москва.
– Город энтузиастов, – с горечью подумал Локшин.
У самой дачи он различил в темноте смутную фигуру с огромным портфелем.
– Паша, – с удивлением узнал в этой фигуре Локшин делопроизводителя комитета.
С ужимками и смешками Паша рассказал о том, что Алексей Викторович тотчас же после ухода Локшина вспомнил, что на некоторых бумагах требуется обязательно подпись или Сибирякова или Локшина. Сибиряков уехал в Ленинград, значит остается один Локшин.
– Что за чепуха, – проворчал Локшин.
– Где ваши бумаги, давайте.
Паша развернул портфель и тут же, на полутемной террасе Локшин подписал несколько, на его взгляд, совсем неважных бумаг, думая в это время о том, что Ольга, спит, что Ольга не дождалась его, что Ольга не могла его встретить.
Глава седьмая
Инженер Винклер
Плотная, слегка выпуклая желтая шляпка гриба была покрыта росистой слизью, отчего в запутавшихся в хвое солнечных лучах казалась обмазанной маслом. Локшин осторожно подрезал ножку и бросил масляк в корзину. Рядом, сквозь мшистую поросль проступал второй такой же гриб. Локшин отшвырнул фуражку и, усевшись на колени, начал собирать грибы. Желтые, коричневые, красноватые шляпка проступали то тут, то там.
– Ольга, – торжествующе закричал он. Но Ольга не отозвалась.
Локшин торопливо собран грибы а зашагал вслед далеким тающим в перелесье голосам. Медлительные сосны словно нехотя расступились, зеленым прудом расплеснулась лесная поляна. У расщепленного грозой дерева, разбросав по траве вымышленные цветы пестрого платья, сидела Ольга и подняв голову, внимательно слушала Винклера. Локшин торжественно поднял корзину.
– Глядите. А ты не слыхала – я тебе кричал!
Винклер прервал разговор и, заглянув в корзину, почти пренебрежительно сказал.
– А я думал – белые.
– Белые, – обиделся Локшин, – где вы их найдете. Масляк не хуже.
– Конечно – согласился Винклер – Я согласен с Ольгой Эдуардовной, что даже эти грибы, – он указал на огромный огненный мухомор, высунувший шляпку из Ольгиной корзинки, – не хуже вот этих…
Винклер нагнулся, приподнял тяжелый кузовок и вывалил на землю десятка два коричнеголовых крепышей. Здесь были подосиновики, подберезовики и приземистые увальни – боровики. Локшин взглянул на вырванные с землей ножки грибов и, стараясь скрыть раздражение, полушутливо сказал.
– Что за хищная манера вырывать грибы с корнем.
– Какие вегетарианские наклонности, – заметила Ольга – не все ли равно.