– Позвольте, – что ж это такое? – спросил он.
– Как что?
– Так ведь улицы-то… кривые!
Если бы мы с вами, читатель, посмотрели на этот план, то и мы не смогли бы сдержать удивления и недоумения. Так долго, с такой серьезностью и тщательностью разрабатывавшийся, он представлял странное зрелище: словно не чертежник с рейсфедером прошелся по белому листу бумаги, а выпущенная из чернильницы муха, торкаясь туда и сюда, наляпала на нем эти бесчисленные улицы и улучки, переулки и даже тупики, прихотливо изогнутые, то широкие, то узкие, бороздившие вразброд всю территорию будущего городка. Только одна центральная площадь, отодвинутая от реки на большее, чем, казалось бы, надо было, расстояние, да главный проспект, украшенный широкой аллеей, удовлетворили склонный к симметрии и прямолинейности вкус. Боброву этот план показался не просто плохим планом. Этот план возмутил Боброва.
– Я не понимаю, что вы тут наделали!
Но архитектор был возмущен этим замечанием еще больше, чем Юрий Степанович его планом.
– А не понимаете, так берите, как оно есть! – уязвил он: – Значит, люди больше вашего понимают.
Не удовлетворившись этим язвительным замечанием, он попытался доказать Боброву неизбежность именно такого плана.
– Течение ветров, – так объяснял он, – имеет в нашем крае северо-восточнее направление. Местность открытая и высокая, – и, следовательно, просторна ветрам. Прямые улицы потому нерациональны, что открывают всю местность действию этих холодных ветров. Да и что в них красивого, в прямых улицах! Ни одного уютного уголка! Проходной двор, а не город!
Каждую особенность плана он защищал, ссылаясь то на условие почвы, то на профиль местности, то на какие-нибудь другие причины.
– Смотрите живописность какая! Вы представьте себе, что по этому плану построено – сто лет переделывать не надо. А удобство! Все рядом…
Первое попавшееся возражение со стороны Боброва:
– Так ведь этот план похож на план нашего города. Такой же нелепый! – не произвело надлежащего действия.
– Что же вы думаете, что люди, которые наш город строили, глупее вашего были? Не скажите. Да сройте вы хоть сегодня весь город до основания, а будете строить, лучшего не найдете, как весь план восстановить. Ведь он тринадцать веков вырабатывался. Город на памяти историков десять раз выгорал, – а план изменился? Нет. Разве улицы немножко расширили, – ну уж это сами понимаете, – трамваев наши предки предвидеть не могли…
Галактион Анемподистович достал из кармана план города и развернул его перед глазами Боброва.
– Вот посмотрите и вдумайтесь: на этом нелепом плане учиться надо. Какие основные элементы местности: река, вторая река, – значит, две набережных. Набережные поневоле кривые, – неизбежность. К реке нужно спускаться за водой – вот вам четыре спуска. Овраг. Базар. Дорога в один соседний город, – дорога в другой соседний город. Мост – прежде тут был брод. Пристань – место достаточно глубокое, чтобы не сесть на мель. В соответствии с этими элементами и план. Возьмем первое попавшееся место – вот здесь. Дайте циркуль. Как вы отсюда попадете на базар? Как вы спуститесь к реке за водой? Вот вам две улицы, – обратите внимание, – кратчайший путь. Кривые? Так ведь тут же холмы!
– А все-таки новые города строятся по прямым линиям. Возьмите Петербург.
– Петербург, – возмутился архитектор, – нет ничего возмутительнее Васильевского острова. Куда ни пойдешь – все угол делаешь. И пустынно и вечный сквозняк…
Переспорить архитектора не было возможности, да Бобров и не пытался, зная по опыту, что споры ни к чему не приведут. Последним и самым резонным возражением его было:
– Такого плана нам никто не утвердит.
– Тут уж не наша вина. Подчинимся.
– А смета готова?
Еще полчаса на разговоры о смете, о дальнейших действиях, и архитектор ушел от Боброва, всецело предоставив ему заботу о воплощении выработанного им проекта.
Бобров на другой же день энергично принялся за работу.
V
Если ты пришел к занятому человеку – скажи, в чем дело, и уходи.
Общее собрание строительного кооператива было пустой формальностью: очень несложно доложить, что проект постройки нового городка разработан, что план согласован с губернским инженером, что строить предположено на том берегу реки, что с фабриками новый городок будет связан мостом, что на это дело потребуются, наконец, такие-то и такие-то миллионы, которых нет ни у правления, ни у общего собрания, если бы все члены правления и все члены общего собрания распродали все свое имущество, что, наконец, эти миллионы надо исходатайствовать у правительства. Мнение некоторых скептиков, указывавших, что теперь не время разрабатывать широкие и неосуществимые потому планы, что следовало бы построить хоть десяток-другой новых домов на Грабиловке и отремонтировать сотню-другую старых, очень несложно было оспорить, опираясь главным образом на ту истину, что чем больше запросишь, тем больше и дадут и потому надо запрашивать больше. Если к этому прибавить, что изверившиеся рабочие не особенно горячо относились ко всему предприятию, считая по прежнему опыту, что разговоры так и кончатся разговорами, то очень легко было добиться желательного результата. Самым трудным делом оказалось – провести план через всевозможные инстанции и, в завершение всего, получить необходимую ссуду.