На этот спектакль и угодил Иван Никулин. Перед ним за узким длинным столом сидели военные в блестящих мундирах. Фон Крюгер с явным неудовольствием покосился на неказистого Никулина. Слишком мелковат противник, но ничего крупней не было, и он решил сыграть мелкой картой.
Капитан считал себя знатоком русской души. Он родился и вырос в России в семье немецкого колониста, в его паспорте было записано «русский». Еще в годы первой мировой войны фон Крюгер усердно шпионил в пользу кайзеровской Германии, за что его удостоили дворянского звания. Подвизаясь в Корюке, он любил блеснуть «знанием психологии русских».
— Садись, Ванюша! — сладко улыбнулся Крюгер. И, точно впервые увидев Никулина, сочувственно покачал головой: — Ай, ай, ай, кто же это тебя разукрасил?
Никулин молчал.
Прошло две недели, как его арестовали. Почти каждое утро к нему приходил откормленный мордатый ефрейтор — Мартин Лемлер, ни о чем не спрашивая, пускал в ход кулаки.
И теперь Никулин чувствовал себя таким слабым, будто из него вытащили все кости. Боль пронизывала все тело. Разбитые губы и правый глаз распухли, нос сплющился, на волосах запеклась кровь.
— Тебе по ошибке досталось, извини, — осклабился Крюгер. — Мы воюем только с коммунистами. Простых людей не трогаем. Мы их даже награждаем. Ты имел корову? Отвечай, не стесняйся.
— Не, — мотнул головой Никулин.
— А землю?
— Семь соток.
— Семь соток! — презрительно протянул Крюгер и театрально поднял руки. — Большевики окончательно ограбили русский народ!
— Особенно крестьян, — поддакнул Кандин.
— Германия пришла в Россию, чтобы восстановить справедливость! — торжественно продолжал Крюгер. — Наш фюрер дарует тебе корову и пять гектаров земли… Генрих, дай сюда документы.
Переводчик Генрих Гамерманн услужливо подал сверкающий лист бумаги.
— Бери! — протянул Крюгер бумагу Никулину. — Зайдешь завтра в городскую управу и тебе отведут землю.
«Комедию они играют, что ли?» — подумал Никулин. Но лица офицеров были подчеркнуто серьезны.
— Благодари фюрера, Иван, — подсказал Кнель.
— Спасибочко! — Никулин взял документ.
— Иди, Ваня, к жене, — Крюгер помахал ему в знак прощания рукой.
Ошеломленный, Никулин продолжал стоять.
— Иди, иди, — капитан загадочно улыбался.
«Черт с ним, пойду, раз велит», — подумал он и пошел к двери. Ворсистая дорожка скрадывала шаги. Не остановили. Прошел половину коридора. И тут к нему подбежал Жуковский, вернул к Крюгеру.
— Чуть не забыл, — ленивым тоном произнес тот. — Ты, верно, знаешь, где сейчас Кравцов?
— Знаю, в отряде.
— Ну, а отряд где? — Крюгеру даже стало нравиться, что на показательный допрос угодил этот простодушный мужичок.
Никулин помолчал, соображая, что ответить, и решил тоже поиграть.
— В лесу где-то.
— Точнее! — улыбка у Крюгера погасла.
— Он на месте не сидит. То там, то тут крутится.
— Выкладывай, с кем пришел из леса? Какое задание? Где явки? Кто поджег танки? Получишь в придачу к земле дом. Заживешь, как помещик. — Крюгер говорил раздраженно.
— Не могу я этого сказать, — Никулин бросил на стол крюгеровскую бумагу. — И, как бы оправдывая свое упрямство, добавил: — А как я потом людям в глаза смотреть буду?
— Дурак! Болван! — рявкнул Крюгер, и губы его искривились. — Никто не остановит немецкие танки.
— То ж танки, а я про людей говорю.
Майор Кнель откровенно фыркнул, довольный тем, что капитан Крюгер проваливает широко разрекламированный им же самим спектакль. Доллерт и Шпейер переглянулись, дескать, абвер не работает так топорно, как этот напыщенный индюк. Даже Жуковский зевнул от скуки, но тут же спохватился и поспешно прикрыл ладонью рот.
Фон Крюгер уловил все эти иронические взгляды. Он встал с кресла и подошел к Никулину.
— Ты знаешь, чем пахнет твое упрямство?
От капитана несло одеколоном и нафталином. Никулин широко раскрытыми глазами смотрел в сторону, словно кроме него в комнате никого не было. Он думал о том, что раз уж попался, то главное сейчас — держаться. Предательством жизнь купить нельзя.
На помощь шефу поспешил почти такого же роста, как и Никулин, с невзрачным лицом, гривастый Владимир Жуковский: