— Запрет на занятие магией, отстранение от должности в Магическом Надзоре, лишение свободы, — перечислил Фогль.
— Навсегда?
— Что? — переспросил он. — Ах, нет, конечно. На полгода.
— Его на полгода посадят в тюрьму? — уточнила я.
— Инквизиторы называют это темницей. Звучит даже поэтично, не находишь? Им очень не нравится сравнение с обычными правоохранительными органами.
— Но ведь похожи, — заметила я и подумала, что Аркадий Фогль выглядит слишком спокойным для человека, работника которого на полгода отстранили от должности и собирались запереть за решёткой. Он вёл себя так, словно ничего не случилось. — Куда вы меня везёте?
— К Княжевичу. Он хотел тебя увидеть. Да и у меня к вам обоим есть разговор.
Я насторожилась. Его голос прозвучал так, как будто ничего хорошего этот разговор не предвещал. Но что может быть хуже того, что Дария на полгода посадят в инквизиторскую темницу, запретив ему и работать, и заниматься магией, и…
— В этой тюрьме… темнице… разрешены посещения? — поинтересовалась я, отвернувшись к окну и обнаружив, что машина уже выехала из пригорода.
— Нет, — ответил Фогль. — Но я смогу к нему приходить.
— И всё? Больше никто?
— Иногда разрешают встречи с родственниками, но, поскольку семьи у него нет, то этот вопрос даже не поднимался.
— Почему вы так спокойно об этом говорите?! — воскликнула я, отмечая где-то на периферии сознания, что родных у Княжевича нет. Значит, напрасно я пыталась найти в его квартире семейные фотографии. Интересно, давно ли он остался один?
— А что ты мне прикажешь делать, плакать? Девочка, поживи с моё, и ты будешь так же спокойно это воспринимать. Всё могло закончиться гораздо хуже, и лишь моё вмешательство помогло добиться того, чтобы этого не случилось.
— Хуже? — переспросила я внезапно охрипшим голосом и закашлялась.
— Иногда магов пытают. Иногда казнят. Может быть, тебе пока сложно такое представить, но, раз уж хотела всё узнать, то слушай.
— Убивают?!
— Казнить человека можно разными способами, как ты, наверное, знаешь из курса истории. Лишённые магии теряют энергию, жизненные силы и смысл жизни. Нескольких магов и ведьм, с которыми это случилось, мне самолично пришлось доставать из петли. Но иногда кажется, что лучше бы я этого не делал, — добавил Фогль. — Когда человек теряет то, что делало его самим собой, он как бы перестаёт жить, просто существует… как тень. Поэтому можешь порадоваться тому, что дело обошлось лишь заключением, да и то не таким уж и долгим.
Должно быть, в его словах был свой резон. Вот только радоваться я не могла. Потому что Дарий совершенно ни в чём не был виноват. Ему пришлось отвечать за то, что было только моей виной. Но Фогль этого, скорее всего, не знал, как и инквизиторы. Им всем было проще поверить в то, что Княжевич загипнотизировал меня, заставил совершить этот поступок, превратил в проводника своей воли и магии, чем в то, что я сама это сделала. А я лишь подыграла, подтвердив всё и тем самым дав своё согласие на то, чтобы его наказали за преступление, которого он не совершал.
Машина остановилась так резко, что я едва не ударилась о лобовое стекло и с опозданием вспомнила, что забыла пристегнуться.
— Идём, — сказал Фогль, и я, неловко выбравшись из машины, направилась к знакомому дому.
Когда мы поднялись на нужный этаж, Дарий уже стоял в дверях. Фогль почти втолкнул меня вперёд, и Княжевичу пришлось отодвинуться в сторону. Но я всё же слегка задела его плечом, и подумала о том, услышал ли он, как моё сердце пропустило удар, а затем забилось сильнее.
В молчании мы проследовали в гостиную, где на столике обнаружилась бутылка — кажется, на этот раз уже точно другая.
— Присоединяйтесь, — проговорил Дарий, усаживаясь на диван с бокалом в руке.
— Я вижу, ты уже начал, — заметил Фогль.
— Нужно же воспользоваться случаем, пока есть такая возможность, — пожав плечами, отозвался Княжевич, и его взгляд, показавшийся предупреждающим, скользнул по мне, когда я садилась в кресло напротив.
Глава 24
Фогль занял второе кресло и придвинул к себе бутылку с пустым бокалом, предусмотрительно переданным ему Княжевичем. Я едва не напомнила Аркадию о том, что он за рулём, но промолчала. Едва ли тот стал бы меня слушать.