— Зачем же становятся зувемби? — спросил Баннер.
— Ненависть, — прошептал старик. — Ненависть и месть.
— Ее имя было Джоан? — спросил Баннер. Это имя медленно просочилось сквозь пелену, окутывавшую разум чародея, и он встрепенулся, пробуждаясь от сна наяву. Глаза его снова стали ясными и заблестели, как мокрый гранит.
— Джоан? — повторил он медленно. — Я давно уже не слышал этого имени. Кажется, я спал, белые господа. Прошу прощения, но я ничего не помню. Старики, точно собаки, — любят вздремнуть у огня. Вы спрашивали меня о Блассенвилях? Господа, если бы я сказал вам, почему не могу ответить, то вы назвали бы это простым суеверием. Но пусть Бог белого человека будет моим свидетелем, я…
Говоря это, он протянул руку за хворостом, вороша кучу валежника.
Речь его оборвалась криком. Он конвульсивно отдернул руку — бьющая хвостом змея повисла на ней. Она обвилась вокруг руки колдуна несколько раз и в молчаливой ярости раз за разом наносила удары своей клинообразной головой.
Крича, старик свалился в огонь, опрокинув на себя котелок и разбрасывая угли. Баннер выхватил из костра тяжелую головню и ударил ею по плоской голове змеи. Та соскользнула с руки старика, и Баннер, чертыхаясь, отбросил пинком ноги ее извивающееся тело. Старый Джекоб больше не кричал.
Он лежал спокойно, уставившись остекленевшими глазами в грязный потолок хижины.
— Мертв? — прошептал Грисвелл.
— Мертв, — согласился Баннер. — Мертв, как Иуда Искариот. — Он посмотрел на извивающуюся змею. — Эта чертова гадина вогнала столько яду в его вены, что хватило бы на дюжину здоровых молодых парней. И все же я думаю, что его убил страх.
— Что же теперь мы будем делать?!
— Оставим тело здесь на койке. Дикие свиньи не повредят его, если хорошенько закрыть дверь. Завтра мы отвезем тело в город, а сегодня ночью у нас есть другая работа. Пойдем!
Грисвелл старался не прикасаться к телу, когда помогал шерифу положить старого Джекоба на койку, а затем, спотыкаясь, вышел из хижины.
Солнце опускалось за горизонт, пламенея меж черных стволов.
Они молча забрались в машину и поехали обратно.
— Он сказал, что Большой Змей пошлет своего младшего брата, — пробормотал Грисвелл.
— Чепуха, — буркнул Баннер. — Змеи любят тепло, и болото просто кишит ими. Эта змея подобралась к костру и свернулась среди сучьев. Старый Джекоб потревожил ее, и она напала. В этом нет ничего сверхъестественного. — После короткой паузы он добавил чуть дрогнувшим голосом: — Впрочем, я первый раз вижу, чтобы гремучая змея напала без предупреждения. И впервые вижу гремучку с белым полумесяцем на голове.
Они свернули на главную дорогу, и Грисвелл снова заговорил:
— Вы думаете, что мулатка Джоан пряталась в доме все эти годы?
— Вы слышали, что сказал старый Джекоб, — сурово ответил шериф. — Время ничего не значит для зувемби.
Они сделали последний поворот, и Грисвелл собрался с духом. При виде дома, вздымающегося черной громадой на фоне заката, он закусил губу, чтобы не закричать. Мысли о таящемся во мраке чудовище вновь завладели им.
— Смотрите! — прошептал он пересохшими губами, когда они остановились у поместья. Баннер хмыкнул.
С балюстрад галереи вспорхнула стая голубей и облаком черных крапинок понеслась по багровому небу.
Зов зувемби.
Они сидели, боясь пошевелиться, пока последний из голубей не скрылся вдали.
— Ну вот, наконец-то и мне довелось их увидеть, — проговорил Баннер.
— Может быть, это суждено только обреченным, — прошептал Грисвелл. — Вспомните того бродягу…
— Мы скоро узнаем это, — спокойно ответил шериф, выбираясь из машины, но Грисвелл заметил, что рука его непроизвольно потянулась к кобуре.
Дубовая дверь все так же болталась на сломанных петлях. Звуки шагов по каменному полу гулко отдавались в пустой прихожей. Слепые окна горели пламенем заката. Войдя вслед за Баннером в просторный холл, Грисвелл заметил цепочку черных отметин на полу, обозначивших последний путь Джона Брэйнера.