Он вытер лезвие о тело Дэйни, сел в машину и поехал в Хэнкок-Парк, где бросил орудие убийства в смоляные ямы Ла-Бреа. Потом им овладела тошнотворная слабость, и он без сил опустился на траву, подтянув колени к самой груди. Когда он понял, что весь перед рубашки у него залит кровью, его забила мучительная крупная дрожь. Надергав полные горсти травы, Кельвин постарался оттереть большую часть крови. Потом улегся на землю (в висках его все гудело и стучало) и, несмотря на боль, попытался поразмыслить.
«О Боже! — думал он. — Что за набор грима попал ко мне в руки? Кто сотворил эту коробку? Кто заколдовал баночки, тюбики и карандаши?» Да, это было волшебство — но волшебство недоброе, обернувшееся зловещим, уродливым, опасным. Кельвин припомнил: мистер Марко говорил, что этот набор принадлежал актеру по имени Кронстэйн, игравшему в фильмах ужасов, и что этот Кронстэйн прославился своим гримом, масками монстров. От внезапной жуткой мысли Кельвин похолодел: сколько же в этих масках было от грима, а сколько — настоящего? Быть может, половина на половину? Когда наносишь грим, сущность чудовища голодной пиявкой впивается в тебя, а потом, насытившись, досыта напитавшись кровью и злом, ослабляет хватку и отваливается? «Там, в офисе мистера Марко, — подумал Кельвин, — я действительно был отчасти вампиром. А потом, на стоянке у «Клуба Зум» — Джеком-Потрошителем. В этих баночках, — подумал он, — не просто грим; в этих кремах и пастах живут подлинные чудовища, они ждут, чтобы их разбудили мои желания, страсти, мое… злое начало».
«Я должен избавиться от этой коробки, — решил он. — Я должен вышвырнуть ее, пока она не успела меня уничтожить!» — Он поднялся и побежал через парк к машине.
Коридор на его этаже был темным, как полночные грезы оборотня.
«Чертовы лампы, что с ними стряслось? — подумал Кельвин, ощупью пробираясь к своей двери. — Вроде бы они горели, когда я уходил?»
И тут в конце коридора очень тихо скрипнула половица.
Кельвин обернулся и вперил взор во мрак, рукой с ключом нашаривая замочную скважину. С неуверенностью подумал он, что, кажется, различает какой-то неясный силуэт. С бешено колотящимся сердцем Кельвин вставил ключ в замок.
И за ничтожную долю секунды до того, как увидел оранжевую вспышку, которую изрыгнуло дуло револьвера сорок пятого калибра, он понял: Кроули. Пуля угодила в косяк, в лицо полетели острые, колючие щепки. Кельвин в ужасе закричал, повернул дверную ручку и влетел в комнату. Едва он успел захлопнуть дверь, как филенку примерно в дюйме от его виска с визгом прошила вторая пуля. Он крутанулся в сторону от двери, пытаясь вжаться в стену.
— Где пять штук зеленых, Доус?! — крикнул Кроули из коридора. — Они мои. Гони денежки, или ты не жилец, мразь, недоросток паскудный! — Центр двери пробила третья пуля, оставив большую дыру с кулак величиной. Потом Кроули принялся бить в дверь ногой. Дверь затряслась на дряхлых петлях. Теперь по всему зданию стоял крик и визг, однако дверь угрожала в любой момент загреметь внутрь. Скоро Кроули окажется в комнате, чтобы сдержать обещание и вогнать в голову Кельвину пару пуль сорок пятого калибра.
Кельвин уловил едва слышное: «щелк».
Он резко обернулся. Серебряная скрюченная рука сама собой отстегнулась; коробка с гримом была открыта. Кельвин дрожал, как лист во время урагана.
Дверь затрещала и заскулила, возражая против ударов плеча Кроули.
Кельвин смотрел, как она прогибается внутрь почти до точки разлома. Грянул новый выстрел, пуля вдребезги разнесла окно в противоположной стене. Он обернулся и вновь испуганно посмотрел на гримировальный набор.
«Он может спасти меня. Вот чего я хочу, вот что может эта штука…»
— Когда я попаду в комнату, Доус, я вышибу тебе мозги! — ревел Кроули.
В следующую минуту Кельвин очутился в другой половине комнаты. Он схватил баночку под номером 15. Крышка отвинтилась практически сама собой, и ноздрей Кельвина коснулся исходивший от содержимого баночки мшистый аромат горного леса…
Дверь раскололась посередине; указательный палец Кельвина нырнул в баночку.
— Я убью тебя, Доус! — рявкнул Кроули и очередным пинком распахнул дверь.
Кельвин резко обернулся, чтобы встретить нападающего лицом к лицу, но тот в полном ужасе прирос к месту. Кельвин прыгнул, испустив полный звериной ярости вой; его когти прошлись по лицу Кроули, сдирая кожу, оставляя алые полосы. Противники повалились на пол. Зубы Кельвина рвали незащищенное горло жертвы. Опустившись на четвереньки, он нагнулся над останками Кроули, зубами и когтями срывая мясо с костей. Потом поднял голову и победно завыл. Тело Кроули под ним еще корчилось и содрогалось в конвульсиях.