Уже забывший о бредовой мысли про какую-то спиральную смерть, я сидел на скамейке, рядом с детской площадкой, и дремал, сытый и по-своему даже счастливый. "Бессмертный" больше не лез изучать мой мир, сидел смирно, а в кустах, которыми густо оброс металлический забор площадки, я обнаружил мирно дрыхнущего алкаша. Быстрый обыск его карманов - и мои съестные припасы пополнились хлебной горбушкой и размазанным по ней куском солёного сала. Поскольку у меня появились финансы, конфискованные у трупов, я позволил себе наведаться в аптеку и сумел привести себя в более или менее приличное состояние, при котором не приходилось ходить, охая на каждом шагу. Оказывается, что это счастье - двигаться, не думая о боли.
Так что я сидел, в полудрёме наслаждался сытным ужином на свежем воздухе, одновременно раскуривая сигарету... Скамья хороша была тем, что расположена в углу, в зарослях крапивы и какого-то низкого кустарника. Половина её, сломанная, осела на землю, так что никто не покушался занять её или согнать с неё подозрительного алкаша.
На площадке, благо день в разгаре, носились писклявые дети, на которых покрикивали голосистые мамаши. Курили подростки, прячась в высоких кустах, у старой деревянной площадки, на которых раньше выступали всякие кандидаты...
Забыв о сигарете в размякших пальцах, я загляделся на одного, напомнившего о сыне. Такой же патлатый и злой, каким я запомнил своего пацана, встретив в первые полгода скитаний на улице и спрятавшись от него... Этот даже говорил так - сплошным матом, ни единого живого слова. Ну, пока мать не слышит... Как будто почувствовав мой взгляд, пацан волком взглянул на меня, а потом отвернулся, сморщившись и смачно сплюнув в сторону... Похож...
Но вспоминать прошлое не хотелось, и я перевёл взгляд на улицу, видимую сквозь решётки забора. Обычная улица спального района: лениво двигающиеся перед домами машины, редкие прохожие; старухи, сидящие на скамейках, бодро промывающие кости всем мимо проходящим соседкам.
"Приготовься", - бесстрастно сказал "бессмертный".
- К чему? - машинально откликнулся я.
Сигарета, поднесённая было к губам, выпала из резко занемевших пальцев. Резкая судорога в левой руке была так сильна и внезапна, что свет перед глазами померк в мгновение. А потом я умирал от тяжелейшей боли в груди, причём не только задыхаясь, но чувствуя при том, что меня тошнит... Какое - чувствуя, когда я чуть не задохнулся от рвоты, свалившись ничком у скамьи... А потом... А потом была смерть, когда последней мыслью было недоумение: "Но мне же обещали!" А что обещали? Уже не помнил...
И вдруг меня выдернули из сумасшедшего бреда, из грязи собственной рвоты!
Я снова сидел на скамье и оторопело смотрел на сигарету в своих пальцах. А вокруг был мирный солнечный день. Со мной всё было в порядке, никакой боли, никакой рвоты... Поднял глаза - пацан оглянулся на меня...
"Вставай, - велел "бессмертный", - и прыгай за скамью!"
- Что?..
Но тело послушной марионеткой выполнило все распоряжения сидящего в моих мозгах. Как последний дурак, я прыгнул в крапиву - на чистейший асфальт. Ноги отбил - понял с недоумением и уже страхом. Огляделся. Стою у какого-то дома
"Быстро в подъезд! Он ещё жив!"
Ничего не понимая, тем не менее выполнил приказ. Рванул в открытую дверь - повезло: домофон то ли сломан, то ли его вообще не существовало. Добежал до площадки второго этажа, а там человек - смотрит на меня недоумённо, спускаясь мимо меня же. Мужик лет под сорок, примерно мой ровесник.
"Звони в квартиру слева - там живёт медсестра!"
Успел не только ткнуть в кнопку звонка, но и развернуться к тому, проходившему мимо, когда тот издал странный звук и всем телом прислонился к стене, пока ещё изумлённо глядя на свою левую руку, повисшую плетью. А сам уже падал, потому что ноги подгибались, и пришлось прыгать к нему, чтобы башку ещё не разбил. А тут открылась дверь, и женский голос строго сказал:
- Кто ещё здесь балуется?
- Помогите, человеку плохо!
- Господи... Александр Михалыч?.. Что с вами?
Женщина бросилась ко мне, поддержала мужика с другой стороны... На её крик из квартиры вылетел муж. Соседа срочно доставили в квартиру, не обращая внимания на меня... Что было очень кстати: я снова переживал тот кромешный болевой ужас, который накрыл меня, когда я сидел на скамье... Правда, теперь я успел добраться до подоконника в подъезде, навалиться на него всем телом, благо широкий...
- И что теперь? - хрипло выдохнул я. - Что дальше?
"Следующая смерть. - "Бессмертный" словно пожал плечами. - Но, если она произойдёт там, где не будет никакой помощи, выбираться придётся тебе самому".
- То есть?
"Тебе придётся научиться уходить в слои времени и пространства, чтобы попасть в точку, когда смерть только-только начнёт подходить к тебе - к тому человеку, чьи ощущения ты будешь испытывать. Это и есть ад спиральной смерти. Не все выдерживают его. Не так страшна смерть, как ожидание боли. И ещё. Если помощи не будет, тебе придётся пережить настоящую смерть. - И после недолгого молчания спросил: - И как? Ты всё ещё доволен, что согласился на условия богов?"
В ответ я повернулся, опираясь на подоконник, и, представив, что этот засранец рядом, медленно и заикаясь, но выговорил все матерные слова, которые помнил. И, лишь успокоив душу, сумел задать вопрос:
- Слышь, ты... "бессмертный". А что лучше-то? Ты же не хотел быть рабом!
Он промолчал.
Но учить начал.
Вскоре я научился не только уходить в слои реальности прошлого. Я научился по первым признакам отличать смерть одного типа от другого. Я умирал не только от инфарктов. Меня убивали в драках с поножовщиной. Я резал себе вены, прыгал с мостов и глотал таблетки. Сжигал мозги на наркотическом передозе. Я кашлял кровью, когда печень не выдерживала последнего стакана водяры. Я засыпал, замерзая...
А этот "бессмертный" гад каждый раз удивлялся, что я ещё не сошёл с ума.
Сбрендить нетрудно. Количество смертей на один, отдельно взятый город, меня не просто поражало... Нет, я понимал, что многие смерти проходили мимо меня. Что мне выдали шанс спиральной смерти только определённого пошиба. Вот разгадать бы, какого именно... Что ещё удивляло... Несмотря на то что теперь мозги мне никто не морочил, домой меня почему-то не тянуло. Я будто стал частью самого города, с каждой состоявшейся или несостоявшейся смертью пытаясь разгадать тайну тех смертей, которые "выпали" на мою долю.
В последнее время мне показалось, я уловил некую закономерность в тех смертях, что приходится переживать. И я уже точно знаю, почему именно эти смерти насмешливые чужие боги "навешали" на меня. "Бессмертный" пока не знает. Я решил не говорить ему, благо кое-чего он не вычисляет из моих мыслей. Скажу тогда, когда точно уверюсь в том, что понял.
А пока... Он сидит на бордюре - для голодных псов преградой к переполненному мусорному контейнеру. И очень хорошо понимает их голод. И не боится его, хотя надо бы: голод бродячих похож на тонкую ниточку кипятка, который льётся на истончившийся лёд последних запретов, удерживающих зверьё от нападения на человека. Он шмыгнул носом. Холодно. Утром-то - голодному и промокшему ещё под ночным дождём.
Подумав, он очень медленно, без резких движений встал и так же медленно, мелким шагом попятился в сторону от контейнеров. Там был небольшой приступок - кирпичная ограда, чтобы мусор из переполненных ящиков не вываливался на дорогу. Только сейчас не хватало одного контейнера, и место внутри ограды было свободно. Туда-то он снова и сел. И вроде как не мешал псам, и вроде как можно дождаться, пока первая хозяйка, или кто там будет, вытащит мусорный мешок или пакет, в котором можно будет порыться. А если среди тех, кто выносит мусор, сердобольные найдутся, которые, например, собак прикармливают, вообще счастье: своры к тому времени не будет, и он сможет забрать чёрствый хлеб.
Пока он размышлял на привычные темы, чёрно-рыжая псина оказалась наверху контейнера, чья крышка была едва-едва прикрыта, и принялась быстро и сильно ворошить мусор, сбрасывая его вниз - к носам, нетерпеливо распихивающим пакеты в поисках съестного. Вот на мгновения псина замерла, покосившись на такого же бездомного бродягу, но тот сидел спокойно и ничем не показывал, что может быть опасным для псов.