— После операции он лежал у меня, и я его поймал у себя в инкубаторе. Он забивал цыплят палкой зутера. Мало того — он пил их кровь!
— И верно, псих, — согласился Базз, а про себя подумал: «Нет, об убийствах он ничего не знает. Думает, что хуже, чем пить цыплячью кровь, ничего быть не может». — А какие у тебя были дела с Феликсом Гордином, босс?
— Я его не убивал!
— Знаю, и уверен, что ты и понятия не имеешь, кто это сделал. Зато готов поспорить, что ты что-то шепнул Гордину о Лофтисе году этак в 43-м или 44-м, что и позволило ему тянуть с Лофтиса деньгу. Похоже на правду?
Лакс замолчал.
— Отвечай, когда спрашиваю, не то получишь еще и по печени.
— Я расскажу об этом Говарду, и у тебя будут неприятности.
— С Говардом я расстался.
Лакс сделал запоздалое предположение:
— Деньги, Базз? В них дело? У тебя проблемы, тебе нужно откупиться, и понадобилась помощь. Так?
Базз подбросил дубинку, ухватил за кончик ремешка и ее концом ударил Лакса в грудь. Базз дернул ее назад, как чертика на резинке. Лакс вскрикнул от боли и неожиданности. А Базз продолжал:
— Коулмен, Лофтис и Гордин. Как они связаны?
Лакс поднялся и расправил халат.
— Примерно через год после пластической операции Коулмена я был на одном приеме в Бель-Эр. Там был и Лофтис со своим так называемым братом. Я сделал вид, что не знаю их, потому что Рейнольдс не хотел, чтобы кому-то стало известно об операции. Позже тем же вечером я был на пляже и увидел, как Лофтис и Коулмен целовались. Я обозлился. Выходило, что я оперировал парня для извращенца-кровосмесителя. Я знал, что Феликс любит шантажировать гомосексуалистов, и продал ему эту информацию. Думаю, он шантажировал Лофтиса. И нечего тут удивляться, Микс. Ты бы сделал то же самое.
В делах группы большого жюри была одна фраза из доклада дока Лезника, в которой улавливался намек на сокровенную тайну Майнира: «Если бы вы знали, кем он был, вы бы поняли, почему я донес». Полуживому старому стукачу была известна вся эта история.
Базз глянул на Лакса, который вновь обрел обычное достоинство, толкнул его обратно к стенке и припер дубинкой.
— Когда ты последний раз видел Коулмена?
Голос Лакса звучал пронзительно и тонко:
— Где-то в 45-м. Папа с сыночком, видимо, разругались. Коулмен сам пришел ко мне с двумя тысячами и сказал, что больше не хочет походить на своего папу. Попросил меня изменить его лицо по всем правилам науки. Я сказал, что поскольку люблю делать людям больно, то возьму только полторы тысячи. Привязал его к креслу дантиста, натянул толстые резиновые перчатки и раздробил ему кости лица. Пока у него все заживало, держал его на морфии возле загона с цыплятами. Он ушел от меня с легкой привычкой к наркотику и тяжелыми синяками. Стал носить бороду, и от Лофтиса у него осталась только посадка глаз. Ну, теперь ты уберешь, наконец, свою дубинку?
Ага! А героин для Гойнза!
Базз опустил дубинку.
— Я знаю, что ты производишь у себя морфий.
Лакс достал из кармана скальпель и стал чистить ногти.
— Есть разрешение от полиции.
— Ты говорил мне, что Лофтис доставал героин для Клэр де Хейвен. Вас снабжают одни и те же люди?
— В общем, да. Цветные парни с южных окраин, со связями в полиции. Имею дело только с теми, кого одобряют власти, — как и ты.
— Коулмен тоже их знает?
— Конечно. Еще после первой операции я дал ему их телефоны. Он втюрился в Клэр и говорил, что хочет помочь ей доставать наркотик, будет сам за ним ездить, чтобы она не связывалась с ниггерами. А после второй операции он уже покупал у них, наверное, для себя.
Браво-браво, Коулмен Лофтис: долой наркотики, да здравствуют ритуальные убийства с помощью чудовищных крыс.
— Мне нужен список этих наркоторговцев. Сейчас же.
Лакс открыл шкафчик с папками, достал оттуда листок бумаги и потянулся к пачке чистых бланков.
— Я возьму оригинал, — сказал Базз, выхватывая листок.
Доктор пожал плечами и снова занялся своими ногтями. Базз стал было совать под пиджак свою дубинку. Лакс сказал:
— Тебе мама не говорила, что подглядывать за другими невежливо?
Базз промолчал.
— Суровый, молчаливый тип. Я поражен.
— Я тоже поражен, Терри.
— Чем же?
— Твоей живучестью. Тебе нассы в глаза, ты скажешь: «Божья роса». Ты небось уже внушил себе, что этого маленького унижения вовсе с тобой и не было.
— Я сын Голливуда, Базз, — вздохнул Лакс. — Дешево досталось, легко потерялось. Погоди минутку — у меня к тебе вопрос.
— Давай.
— В чем же тут дело? Уверен, что где-то тут замешаны деньги. Ты за спасибо никогда не работал.