— Шеф, у нас убийство.
Дэнни поднял от книги голову. В дверях стоял помощник шерифа Хосфорд, дежуривший на северо-восточном участке.
— Что? Почему не доложили с места?
— Я докладывал. Вы, должно быть, не…
Дэнни отодвинул подальше книгу и блокнот:
— Что там?
— Труп мужчины. Я обнаружил его на Аллегро, в полумиле от Стрипа. Просто жуть, ничего подобного не…
— Оставайтесь за меня — я поехал.
Аллегро-стрит — узкая улочка, по одной стороне которой стоят бунгало в испанском стиле, а по другой — строительные площадки с рекламными щитами, сулящими элитное жилье на выбор в стиле «тюдор», французской провинции или современного модерна. Дэнни притормозил при виде полицейского заграждения на козлах с красными сигнальными маячками. Тут же стояли три полицейские машины с включенными фарами, направленными в заросший сорной травой пустырь.
Дэнни остановил «шевроле» на обочине и вышел из машины. Кучка полицейских в дождевиках светят фонариками на землю. В колеблющемся свете уличного фонаря маячит рекламный щит элитного поселка Аллегро, обещающий возможность покупки и заселения к весне 1951 года. Патрульные машины располосовали пустырь лучами своих фар, высвечивая пустые бутылки, отсыревшие доски и клочки бумаги. Дэнни кашлянул; один из полицейских обернулся и нервно выхватил из кобуры револьвер.
— Спокойно, Гиббз, — сказал Дэнни. — Это я, Апшо.
Гиббз сунул револьвер на место, остальные копы расступились. От вида трупа ноги Дэнни стали подгибаться и его сразу замутило. Настоящему криминалисту такого позволять себе не полагается. Он собрался и взял себя в руки:
— Деффри, Хендерсон, светите на тело. Гиббз, записывайте дословно: «Труп мужчины европейской внешности, обнажен. Примерный возраст тридцать два — тридцать пять лет. Лежит на спине, руки и ноги раскинуты в стороны. На шее следы удушения, глаза извлечены, пустые глазницы заполняет желеобразное вещество».
Дэнни присел на корточки над трупом, Деффри и Хендерсон посветили фонариками. «Гениталии опухшие и в синяках, на головке пениса следы укусов». Подсунул руку под спину мертвеца и ощутил сырую землю. Пощупал грудь в области сердца: кожа была сухой и еще хранила остатки тепла. «Следов сырости на теле нет, и, поскольку от полуночи и до трех часов лил дождь, можно предположить, что жертва оказалась на этом месте не более часа назад».
Издалека послышался вой приближавшейся сирены. Дэнни взял у Деффри фонарик и склонился вплотную над трупом, чтобы рассмотреть самые сильные повреждения. «На теле между пупком и грудной клеткой шесть овальных, неправильной формы ран. По их периметру фрагменты внутренностей со следами свернувшейся крови. Кожа вокруг ран воспалена, что прямо указывает на их рваный характер и…»
— Да засосы это, как пить дать, — сказал Хендерсон.
— Что?
— Ну, знаете, — пояснил Хендерсон, — любовные укусы. Это когда женщина сосет тебя в шею. Гиббзи, покажи, какое Рождество устроила тебе девчонка-гардеробщица из «Голубой комнаты».
Гиббз хмыкнул и продолжал писать. Дэнни поднялся, покровительственный тон простого служаки его задел. От повисшего молчания его опять замутило: ноги перестали слушаться, к горлу подкатила тошнота. Мощным фонариком Дэнни осветил землю вокруг тела и увидел, что все было затоптано полицейскими башмаками, а патрульные машины, видимо, стерли все следы других шин. Гиббз проговорил:
— Не знаю, без ошибок тут записал или нет.
Дэнни снова обрел уверенность и заговорил, как должен говорить помощник шерифа при исполнении:
— Неважно. Держите запись при себе, а утром передайте капитану Дитриху.
— Мне сменяться в восемь. Капитан раньше десяти не придет, а у меня билеты на футбол. «Розовая чаша»…
— Сожалею, но вам придется остаться здесь, пока не придет утренняя смена или не приедут из лаборатории.
— Окружная лаборатория в праздники не работает. А у меня билеты…
К ограждению подъехал фургон коронера и выключил сирену. Дэнни повернулся к Хендерсону:
— Ленточное ограждение, никаких репортеров и зевак. Гиббз остается здесь дежурить. Вы и Деффри начинайте трясти всех в округе. Инструкции вам известны: возможные свидетели, подозрительные личности, машины.
— Апшо, да ведь только четыре двадцать утра!
— Вот и хорошо. Начинайте сейчас же, к обеду, возможно, закончите. Копию рапорта представьте Дитриху. Запишите все адреса, кого не было дома. Их опросите позже.