Узкий туннель, по которому они плыли, вывел их в новый участок ущелья. Полоска серого неба наверху (близился рассвет, и вокруг немного посветлело) была здесь гораздо шире, чем над Хэллоуином, да и утесы не нависали над рекой, а стояли почти вертикально, зато они были гораздо выше и неприступнее, чем в городе. Моссбах тоже стал шире (футов девяносто или даже сто), а его воды приобрели мутно-зеленый оттенок. Река прихотливо петляла между крутыми, глинистыми берегами, густо поросшими незнакомой, странной растительностью: из спутанной черно-зеленой травы выглядывали крупные, как морские звезды, цветки на длинных стеблях и торчали коротенькие, корявые стволы деревьев, представлявших собой некий гибрид бонсаи и кораллов. Деревья в большинстве своем тоже были ядовитого черно-зеленого цвета, и лишь у некоторых кроны окрашивались в нежный цвет индиго. Черные шарообразные кусты с крошечными кожистыми листьями чуть заметно трепетали, когда гондола проплывала поблизости, а лианы — одни толстые, как корабельные канаты, другие тонкие и крепкие, как стальная проволока, — плотно оплетали почву, словно пронизывающие плоть мира вены. Таким или примерно таким Клайд всегда представлял себе волшебное королевство злых фей, потайное место «под холмом», где воздух отравлен присутствием враждебных духов и даже рассвет кажется мертвенным и тусклым из-за висящих над водой испарений. Испарения, кстати, имели довольно характерный запах: принюхавшись, Клайд решил, что пахнет кошачьим дерьмом, хотя и сомневался, что это действительно так. У берегов запах был таким сильным, что начинали слезиться глаза. Казалось, он действует даже на крупных насекомых, которые, поблескивая зеленовато-синими крылышками, перелетали с цветка на цветок с таким видом, словно их вот-вот стошнит.
Гондола обогнула речную излучину, и перед ними открылся вид, который привыкшим к ограниченным пространствам глазам Клайда показался Гранд-Каньоном. Здесь берега реки разбегались вширь, а утесы напоминали картинки из детской книжки про динозавров — иззубренные, словно только что извергнутые из земных недр, они вонзали в небо закрытые туманами остроконечные вершины. На стене одного из утесов Клайд увидел вполне хэллоуинский дом — две прикрепленные к стене башни по шесть этажей в каждой. Стены были сделаны из тусклого черного металла, похожего по цвету и фактуре на хитиновые панцири насекомых, так что со стороны казалось, будто вверх по утесу ползут в сомкнутом строю двенадцать огромных жуков. У подножия скалы — футах в пятнадцати под нижним ярусом дома, на песчаной прибрежной косе, которая тянулась вдоль берега, — приткнулся прямоугольный одноэтажный сарай с плоской крышей, выкрашенный зеленовато-голубой краской на редкость ядовитого оттенка. Вскоре Клайд понял, что краска здесь ни при чем и что цвет зданию придают лишайники, сквозь которые только кое-где проглядывает серый выкрошившийся бетон. В нескольких таких местах на бетоне он разглядел выведенные по трафарету черные буквы «МУ…» и «…ГЕНИ…», а над ними — череп со скрещенными костями, который придавал зданию неопределенно-зловещий вид. «Мутагеникс» — понял Клайд, припомнив свой разговор с Деллом. Железные ставни на окнах сарая заржавели, но выглядели неповрежденными, а вот дверь была приоткрыта. Слева от сарая он заметил небольшой, обнесенный заборчиком участок земли, похожий на заброшенный огород. Скалы над ним поросли папоротниками; их длинные вайи трепетали на ветру, словно умоляя спасти их от наступления новой, чужеродной растительности.
И все же самой примечательной особенностью этого места, подтвердившей первоначальные подозрения Клайда насчет источника резкого запаха, было обилие кошек всех пород и расцветок. Зверьки грелись на крыше сарайчика, чесались, выглядывали из зарослей, крались вдоль берега или сидели на уступах скал, высокомерно посматривая на людей. Песчаная коса, по всей видимости, служила кошачьему племени туалетом — отсюда резкая, выедающая глаза вонь кошачьей мочи и плохо закопанных фекалий.
Сначала Клайд решил, что перед ним — одичавшие потомки домашних любимцев, которым удалось уцелеть после нападения «хэллоуинского котоубийцы», однако кошки хотя и заметили гондолу, не проявляли ни агрессии, ни страха и только равнодушно косились в ее сторону. В колонии их было несколько сотен, однако шума они почти не производили: вместо непрекращающегося «кошачьего концерта», который было бы слышно на мили вокруг, кошки лишь время от времени негромко взмявкивали. Штук пять даже подошли потереться о ноги Батисты, когда он практически на руках вынес Клайда из лодки, чтобы усадить с подветренной стороны здания.
Заросший лишайниками сарай, дом из черного металла на скале, молчаливые кошки, незнакомая растительность на берегах, странная мутная вода в реке, петляющей между отвесными утесами, помогли Клайду вообразить себя и своих спутников героями еще не созданной фантастической эпопеи Джозефа Конрада, любившего описывать, как на руинах человеческой цивилизации взрастает новое общество разумных потомков наших домашних питомцев и как крошечная группа случайно уцелевших в труднодоступных пещерах людей пытается предотвратить окончательную гибель своего вида, рассказывая друг другу долгие и печальные истории о низвержении человечества, о совершенных им ошибках и апокалиптических глупостях; и хотя эти истории ничего предотвратить не могли, в целом они все же рисовали довольно правдоподобную картину поражения людской цивилизации, звуча похоронным звоном по человеческому духу. Представил Клайд и самого почтенного рассказчика — седобородого старца с обкуренной трубкой в гнилых, покосившихся, как могильные камни, зубах; представил его испещренные никотиновыми пятнами десны, склеротические щеки, втянутые от старания не дать погаснуть огню в чашечке трубки, черную пещеру рта, выдыхающую ядовитый сизый дым, который окутывает слушателей, магическим образом сплачивая их, делая еще теснее узкий кружок уцелевших… Он и сам, не сдержавшись, рассмеялся своим фантазиям.
И тут со стороны гондолы донесся громкий крик.
Взглянув туда, Клайд увидел у кромки воды Аннелиз. Перед ней на коленях стоял Пит Нилунд в разорванном темно-синем пиджаке и со связанными руками. На глазах Клайда Аннелиз ударила бывшего мужа по плечу шестом, заставив встать на ноги. От увиденного Клайду стало тошно, и он, отвернувшись, стал наблюдать за серой кошкой, которая крадучись приблизилась к одному из шарообразных кустов, замерла на мгновение и вдруг, взвившись в воздух в молниеносном прыжке, сбила на землю одного из жуков. Приземлившись рядом с жертвой, охотница принялась не спеша ее пожирать, аккуратно отделяя несъедобные хитиновые надкрылья. Другая кошка, соскочив с крыши сарайчика, неприязненно покосилась на товарку, брезгливо дернула хвостом и потрусила прочь.
Тем временем Батиста, навалившись всей тяжестью на дверь сарая (разбухшее от сырости дерево поддавалось с большим скрипом — в буквальном и переносном смысле), сумел открыть ее достаточно широко, чтобы можно было войти внутрь. На несколько минут он исчез из вида, потом снова появился и присел рядом с Клайдом, который тут же спросил, что он обнаружил в сарайчике «Мутагеникса».
— Да, собственно, ничего особенного, — ответил Батиста. — Видел пару лабораторных столов и железный шкаф-картотеку. И еще одну дверь. Я думаю, она ведет в дом наверху.
Подгоняемый Аннелиз Пит Нилунд нехотя ковылял к зданию. Глядя на него, Клайд вспомнил старый итальянский фильм о вампирах. В самом начале фильма извлеченный из могилы главный вампир мало чем отличался от скелета, но после того как ему удалось погрузить клыки в горячую кровь юной героини, он начал снова обрастать сухожилиями, плотью, кожей. Сейчас Пит Нилунд напоминал того вампира примерно на середине его возвращения к квазижизни.