– А тебе не страшно, что ты можешь умереть? – спросила она с тревогой.
Он ответил ей кривой ухмылкой, которая могла означать все, что угодно.
– Я ночной гвардеец. У меня усиленное тело. Я один из лучших в отряде. Конечно, я могу умереть – умереть может всякий, – но мои шансы на выживание куда выше, чем у обычных солдат. Но если я все же умру, то встречу смерть, выполняя свой долг, защищая других, ибо это моя сущность, меня так учили. Я давно свыкся с мыслью о том, что смерть – часть моей профессии.
Она молчала, и тогда он добавил:
– Я не жду, что ты меня поймешь, но тебе придется принять меня таким.
Она все сильнее боялась, что армия снова заберет его у нее. Их разговор тек часами, но мог бы продолжаться и днями, они не заметили бы разницы. Но наконец оба ощутили, что пора назад. Чувство вины настигло их.
Достав хеймр, Беами приложила к реликвии ладони и закрыла глаза, вслушиваясь в изменения токов под поверхностью металла. Очутившись опять в ее кабинете, они оба с такой остротой почувствовали окружавший их холод, что даже открыли рты и сделали глубокий вдох, словно вынырнув из-под воды.
– В тот же самый миг, когда исчезли, – заверила она его, заметив, как он озирается. – Тебе, наверное, лучше уйти. Я не хочу, чтобы он узнал.
– Конечно, – отвечал он и склонился к ее губам для поцелуя. Страсть уступила место нежности, которую она наверняка с тоской будет вспоминать потом.
Она проводила его до двери, сунув ему в руки какие-то документы для отвода глаз. Из окна второго этажа она смотрела вслед Люпусу, когда тот, не оглядываясь, решительно шагал сквозь снег, возвращаясь в город.
После его ухода в доме настала плотная тишина.
Глава девятая
В новом городе надо было найти новое место, где можно было выпить. Раньше, в Виллджамуре, он любил зайти в бистро, сесть со своим блокнотом где-нибудь в углу за столик и, прихлебывая ароматный чай, наблюдать за тем, как движется мир вокруг. Проходя по здешним иренам, он уже отметил, что еды на них продается на удивление много, а он-то думал, что Оледенение приведет к нехватке свежего мяса. По крайней мере, у них дома сельское хозяйство рухнуло уже давно, и только те производители, кто побогаче, могли себе позволить – не без помощи культистов, конечно, – поставлять на рынок свежатину. А в этом городе до сих пор не перевелись повара, которые, причудливо соединяя древние рецепты аборигенов с современными кулинарными приемами, могли в считаные минуты соорудить обед в лучших виллджамурских традициях.
Поставив перед собой задачу устроить на новом месте новую жизнь, Джерид вдруг задумался над тем, что вот уже сто восемьдесят лет он служит в инквизиции и за все эти годы у него не было и двух одинаковых дней. Интересно, дальше тоже так будет?
Самые необычные бистро встречались в Старом квартале, особенно те, с барочными завитушками, прятавшиеся в самой тени Крыл. В одно из них он зашел – там оказалось тепло, но не жарко, красные и белые плитки в шахматном порядке покрывали пол, за столиками сидели клиенты, довольно состоятельные с виду. Курильницы с ароматическими травами стояли на прилавке, за которым бездельничали две светловолосые девицы: одна просто стояла, сложив руки на груди, другая неспешно вытирала тарелку. Помещение было большим, естественного света в нем не хватало, и в полированных поверхностях столов дрожали отраженные огоньки свечей. Посетителей было немного, всего человек десять – больше в разгар утра по всему миру ни в одном бистро и не увидишь. Все они тут же уставились на Джерида, мужчины без масок – те вообще смотрели холодно и враждебно. О подобных проявлениях неприязни по отношению к его расе он уже слышал от одного румеля в инквизиции.
– Доброе утро. – Джерид повесил свой плащ на спинку стула за угловым столиком, потом снял шляпу.
Да, не очень-то они тут приветливы, но, как знать, может, для северного города такое поведение вообще норма.
– Доброе утро, – заговорил с ним наконец один из них, седобородый мужчина с маленькими глазками. – А ты, как я погляжу, румель?